[Главная] [Оглавление романа] [Первая часть] [Вторая часть] [Третья часть ] Главы 2-й части: [1] [2] [3] [4] [5] [6] [7] [8] [9] [10] [11] [12] [13] [14] [15] [16] [17] [18] [19] [20]

Отис Гундабад Часть 2. Дороги

Глава 1.                     - Кто ставит на Ворона! Принимаются ставки на Ворона! - жилистый долговязый мужичок размахивал руками, продираясь сквозь галдящую толпу. Его пихали локтями, наступали на ноги, на него огрызались, но он не обращал внимания, только орал, надсаживая горло до хрипоты. Временами из толпы к нему протягивалась рука, тогда мужичок быстро чиркал графитовым стерженьком на бумажке и отдавал ее взамен полученных денег.           На арену спустился Ворон. Это был крепкий человек среднего роста, в старых доспехах черненого железа, помятых, исчерченных глубокими царапинами. Он, не спеша, дошел до середины огражденного каменным бортиком круга и поднял над головой меч, приветствуя зрителей.           - Ворон! - зычно крикнул распорядитель. Ворон поклонился. Ему захлопали. На противоположном конце арены появился его противник - здоровенный сутулый гоблин, в грязной кожаной куртке. Толпа недовольно загудела. Гоблин, не обращая на них внимания, встал рядом с Вороном, опершись на длинную рукоять топора. С того места, где он пересек барьер, раздались визгливые вопли на гоблинском:           - Врежь ему, Дарга, вломи!           - Гаси мягкопузого! У-у-у! - дружки сутулого гоблина старались, как могли. Один из них пошел вглубь толпы, собирая ставки. Зрители выражали недовольство, но поставить на горного воителя, все же, решили многие.           - Даргаш из Черных Гор!           Люди засвистели, затопали, гоблины завыли - бой начался.           Дарга, по пещерному обычаю, ссутулился и подался вперед. Топор на длинной рукояти мерно покачивался в такт коротким осторожным шагам. Меч Ворона, не спеша, закрутился из стороны в сторону. Бойцы пошли по кругу. Человек напал первым. Лезвие искрой сверкнуло в лучах заходящего солнца, прочертив короткую дугу около Даргиного плеча. Тот чуть повернул корпус, чтобы избежать пореза, но отвечать не стал. Ворон так же аккуратно атаковал еще раз, с тем же результатом. На третий движение вышло чуть более глубоким и гоблин, приняв клинок верхушкой топора, крутанул оружие в сторону, чтобы отбросить попавшее между обухом и вершинкой смертоносное жало. Рука противника дернулась вслед за мечом, гоблин сделал шаг вперед, ударив снизу вверх окованным концом рукояти. Ворон успел отклониться. Дарга шагнул еще, ударил топором сбоку и, не останавливая движения, уже во всю длину, крутанул обратную косую восьмерку, держа топорище правой рукой. Ворон, упав на спину, кувыркнулся через плечо. Лезвие меча свистнуло в том месте, где только что находилось колено гоблина. Толпа ревела. Поединщики вернулись к центру. Распорядитель дал знак продолжать.           Ворон кружил, как и полагалось ворону. Даргаш из Черных гор на провокации не поддавался, атаковал лишь в том случае, когда противник бил в полную силу, и можно было на мгновение войти в контакт с его тонким, длиной в полторы руки мечом. Ворон красиво уходил, распорядитель, раз за разом, возвращал бойцов на середину.           Турнир на боевом оружии редко бывает таким захватывающим, как показательный бой, зато сразу видно - никто ни с кем не сговаривался. Когда зрители уже начали скучать, мечник как-то неосторожно дернулся, и Дарга достал его, коротко ткнув топором, как пикой, в окованную железом грудь. Неизвестно, сколько длился бы поединок, сумей в ту секунду Ворон сообразить и не поднимать руки. Тогда на старых доспехах появилась бы еще одна царапина, да, пожалуй, пара синяков под ними. Но получилось так, что он попытался подставить под удар меч, не успел, и тот полетел на землю вместе с приставшим к рукояти указательным пальцем. Все вышло настолько быстро и смазано, что толпа, ожидавшая более впечатляющего зрелища, оказалась обескураженной. Пострадавший рыцарь вскрикнул и тихо скорчился, упав на колени. Гоблин еще немного постоял, покручивая в руке топор, повернулся лицом к зрителям.           - Победитель - Даргаш из Черных Гор! - под радостные вопли соплеменников победитель поднял оружие и довольно осклабился. В тот же момент, очнувшийся Ворон вдруг оказался за спиной гоблина с мечом в здоровой руке. Почти одновременно с ним, непонятно откуда, рядом появился еще один человек. И опять все произошло настолько быстро, что зрители ничего не поняли. Взбесившийся Ворон с яростным криком ударил Даргу по голове, рассчитывая расколоть ему череп на две половинки. Удара не вышло. Ворон перелетел через голову и распластался в пыли навзничь, а его меч оказался в руке незнакомца. Гоблин, получив по заднице пятками своего бывшего противника, обернулся и увидел перед собой вооруженного человека в серой рубахе. Сработал рефлекс - топор взмыл в воздух. Но и этот удар тоже не состоялся. Победитель коротко и яростно замахнулся, делая шаг вперед. Немногие успели заметить, как неизвестный подался ему навстречу, чуть присев в коленях, зато все видели, как гоблин опрокинулся на спину, будто налетев с маху на каменную стену.           В гробовой тишине толпа смотрела на арену, на которой стоял человек, даже человечек, казавшийся совсем маленьким рядом с двумя распростертыми в желтой пыли громилами. А тот, ни на кого не обращая внимания, спокойно подошел к гоблину, забрал у него топор и сложил оружие обоих бойцов у ног удивленного распорядителя. Ворон не двигался, видимо, сильно ударился спиной при падении, Дарга же, приподнявшись на локтях, смотрел в серую спину маленького человека. Вид у него был крайне ошарашенный. Толпа, наконец, очнулась, зашевелилась, раздались первые досадливые вопли проигравших.           Еж потянул Пряника за рукав, и они стали выбираться наружу. Уже совсем стемнело, предстояло еще добираться до южной окраины. Нужно было лечь спать пораньше - назавтра предстоял долгий рабочий день.                     Дорталь - особенный город. Нет, конечно, в нем нет башен слоновой кости и золотых статуй, если, разумеется, не считать за башню облезлый трехэтажный дом градоначальника, а в скучных стражниках, стоящих у Звериных ворот, не усматривать эдакие памятники чиновничьей жадности и извечного страха перед ближним своим. Как и в любом городе, в Дортале было грязно, тесно, к тому же отвратительно воняло. И жили в нем мэр - хитрый ворюга, и начальник стражи - жирный лентяй, и директор канцелярии - бесстыжий взяточник с крысообразной мордой. В общем, все как обычно. Тем не менее, этот город все же отличался от многих других. Город был Торговым Пеклом, во-первых; там жили не только люди, во-вторых.           Откуда взялось такое название - Торговое Пекло, никто толком сказать не может. Но именно так назывались те места, где можно было найти товар и покупателя из любой части света, и поделки любого мастера, будь он хоть горный ювелир, хоть степняк - кожедел. Таких "пеклов" каждая уважающая страна имела, по меньшей мере, штуки три - четыре, в тех местах, где часто появлялись чужеземцы. Каждый крупный портовый город на юге был Торговым Пеклом. На севере торговали намного меньше, поэтому Пекла были редкостью. Дорталь, возможно, был единственным, а если нет, то уж точно самым крупным, в этой части материка.           Формально, город принадлежал Мизрахской короне, но, фактически, находился много севернее границ Мизраха. Тем не менее, через Рыбные ворота регулярно въезжали телеги мизрахских торговцев, везущих товар, зачастую, от самого моря. Летом в обозах прибывали ткани, драгоценности и оружие. Зимой, сами понимаете, в основном, рыба. В другие ворота - Звериные - круглый год въезжали и входили нелюди - лесные орки, да горные гоблины. А тащили они с собой все, чем богат северный край: от клещей и простуды до алмазов и соболиных шкурок.                     - Слушай, Пряник, кто это был? - Еж перешагнул через помойный ручеек, едва не поскользнувшись на размокшей глине.           - Не знаю.           Еж шел рядом, поглядывая на приятеля снизу вверх. Пряник был здоровенный орчище, высокий и широкий в плечах. На фоне общей мускулистости маленькие колючие глазки на бугристом лице наводили на мысль, что их обладатель - большой любитель помахать кулаками по любому поводу, а мозг у него размером чуть больше сухой горошины. Если еще взглянуть на мозолистые сбитые костяшки, а потом поднять глаза и увидеть здоровенные клыки, выступающие наружу, то догадка переходила в уверенность. Но товарищи Пряника прекрасно знали, что этот лесной здоровяк - самая что ни на есть наглядная иллюстрация поговорки "внешность - обманчива".           Еж, чего греха таить, тоже сначала поддался влиянию стереотипа. Теперь-то он уже понимал, что Пряник парень на редкость толковый, рассудительный и очень интересный в общении. Одно было правдой - Пряник очень уважал хорошую драку, причем держался в этом деле всегда на высоте. Как любой хороший боец, он никогда не начинал первым. Но и отказываться от хорошей потасовки не считал нужным. "Практика, мой лесной друг, - основа всех основ" - часто повторял он Ежу. Еж всегда соглашался. Раньше он даже не подозревал, что драться можно учиться как-то специально. Для орка это было просто необходимым условием выживания. В лесу каждый дрался как умел. То, что это целое искусство, Ежу в голову никогда не приходило. Когда он сказал об этом Прянику, тот организовал ему образовательную экскурсию в Каменную Горку - самый бедный район города, где проходили всевозможные бои и турниры. Сейчас Еж был полон впечатлениями, а его товарищ, как назло, оказался в этот вечер на редкость неразговорчив.           - Как вышло, что они упали оба, а? Я точно видел, этот серенький их пальцем не тронул! Может это специально подстроено? Только зачем? Странно как-то...           Пряник молчал. Два орка шагали по темному городу, отбрасывая на утоптанную глину переулков тени от редких ночных фонарей. Потом глина кончилась и началась мостовая - друзья вышли к южным районам. Воздух стал намного чище, грязи было меньше, света - больше. Где-то невдалеке топали стражничьи сапоги. Здесь располагались кварталы городских богачей. По обеим сторонам улицы пестрели вывески: цветастые - больших и малых магазинов, строгие черно-белые - торговых контор. Еж остановился перед одной из дверей, протянул руку Прянику:           - Ну, давай, до завтра. Спасибо за прогулку.           Пряник сказал: "Угу", пожал протянутую ладонь и вошел в воротца на противоположной стороне.                     Глава 2.                     Лошадь захрипела, шарахнулась в сторону, возница, натянув вожжи, стал кричать на молодого орка, у которого хватило ума вылезти днем на дорогу. Еж отскочил в сторону и, оглядываясь, поспешил дальше. Он так давно не слышал человечьей речи, что не разобрал ни одного слова. Да и не мудрено. Он ведь никогда раньше не встречал городских и не знал, что можно выразить любую мысль вот так, исключительно ругательными словами. Впрочем, смысл сказанного был ясен. Оглянувшись в последний раз, Еж сошел на обочину и пошел у самой кромки поля. Впереди показался город.                     Многие дни, проведенные в дороге, страшно утомили Ежа. Ему казалось, что уже весь мир состоит из одних деревьев, кустов и редких заросших подорожником тропинок. Просыпаясь по утрам, он оглядывал исходящий испариной, посвежевший за ночь лес и понимал, что он - единственное разумное существо в этом мире. Сначала это пугало. Потом стало все равно.           А два дня назад Еж вышел на тракт. Самый настоящий, широкий, с дождевыми канавками по бокам. Как нелепо выглядели его разъезженные колеи среди молчаливого величия тайги! Еж встал на середину и долго смотрел на следы тележных колес, изрезавшие сбитую, утоптанную землю. Он почесал пятерней слипшиеся, давно немытые волосы на затылке и растерянно засмеялся.           - Дорога... - произнес Еж вслух. - Что же теперь делать? Наверное, стоит подождать прохожего, спросить, в какой стороне ближайшее поселение...           Прохожий не заставил себя ждать. Из-за поворота показалась телега, запряженная костлявой лошадкой. На телеге сидели какой-то мужичок и его жена, державшая в руках вожжи. Еж, чувствуя себя неловко, и от того все время улыбаясь, вышел на обочину. Лошадь заржала, человек встрепенулся, полез в глубь накиданного на телегу шматья, и, совершенно неожиданно, достал оттуда здоровенный армейский арбалет. Озадаченный Еж, подняв руки, сделал пару шагов вперед. Потом, аккуратно подбирая слова, сказал на человечьем:           -Здравствуйте. Можно вас спросить, в какую сторону мне идти, чтобы попасть в ближайшее поселение?           Вместо ответа, с телеги донеслись истошные вопли бабы:           - Стреляй, стреляй в него, Проша!           Мужичок насупился и приставил к плечу приклад. Еж совсем смутился.           - Я же только спросить хотел, в какую сторону. Я ничего плохого вам не сделаю.           - А ну, пошел отсюда! - человек был сильно испуган и старался кричать как можно громче, чтобы зубастый вражина этого не заметил.           - Да мне дорогу только узнать!           Просительный тон собеседника навел мужичка на мысль, что он и вправду грозен, несмотря на затрапезную свою одежонку и глупую бородку клинышком.           - А ну, мотня собачья, кому сказано, проваливай! А то враз проткну, ящерица долбанная, задави тебя кобыла!           Руки у бедняги начинали дрожать, - арбалет был слишком тяжел для него. Еж обиделся, повернулся и побрел в чащу. "Вот они, люди. Надо же, совсем забыл, какие они... А чего я, собственно? Он ведь едет же куда-то, вояка этот дерюжный. Ну и я за ним прогуляюсь..." Подождав, пока телега скроется из глаз, он пошел в том же направлении.           Настали длинные летние сумерки. Очертания деревьев плыли в густом ароматном воздухе, бирюзовое небо казалось совсем низким и теплым, как пуховое одеяло. Лес был настолько наполнен запахом, что даже у голодного орка, шаркающего сбитыми башмаками по пыльной дороге, появилось чувство какой-то возвышенной сытости. На ум пришло человечье выражение "пища духовная". Еж никогда не понимал, что это значит, а сейчас подумал, что это, наверное, и есть она, пища. Духовная. "Вот так идти по летнему лесу и дышать. Во весь дух... Нет, про весь дух - это что-то другое. Да, неважно. Главное, что хорошо очень". Приятная истома одолевала все тело, измученные ноги, наконец, перестали ныть, рюкзак совсем не давил на плечи. Не прекращая шагать, Еж закрыл глаза от удовольствия.           Они вылезли из придорожных зарослей, чуть позади. Когда Еж обернулся, все трое уже стояли на тракте. "Гоблины. Вон, сутулые какие, наши так не ходят..." Незнакомцы, судя по всему, прикидывали возможности одинокого путника к сопротивлению. Ежу вдруг стало неприятно, что он не видит их рук. "Зараза медвежья, как я не услышал-то... теперь даже за топором не потянешься: если есть самострелы, - прошьют". Оставался еще один выход, - упасть плашмя на дорогу и откатиться в кусты. "Толку только не будет. Куда я ночью, с поклажей да по незнакомым местам. Днем еще куда ни шло, а сейчас вряд ли..." Еж убрал руки с лямок рюкзака и медленно опустил вниз, чуть отставив от бедер, чтобы их было хорошо видно. Медленно пошел к молчаливым фигурам.           - Добрый вечер, - он старался произносить слова как можно четче и доброжелательнее, - меня зовут Еж. Можно у вас спросить, в какой стороне ближайший поселок находится? Я не здешний, издалека пришел.           "Вот гадость какая! Почему они не отвечают. Нехорошо. Нужно, чтоб ответили!"           - Я с запада. Издалека...           - Ах ты, муха-стрекоза, это ж орк! - одна из фигур опустила руку.           Предчувствие Ежа не обмануло - в ней был самострел. Остальные двое тоже расслабились. Они утратили к Ежу всякий интерес. Еж облегченно вздохнул и подошел ближе. Тот, который узнал его первым, прицепил самострел на ремень.           - А вы что, ждете кого-то? - после долгого одиночества, Еж был безумно рад возможности поговорить, пусть даже с гоблином.           - Да вот, нужен нам один человечек, - в слове "человечек" прозвучали недобрые нотки.           - А что с ним такое?           - Ладно, ты, давай, иди своей дорогой, парень, - хриплый голос другого выражал явную досаду. Он повернулся к своим:           - Не будет его сегодня, надо до утра ждать.           Ежу стало страшно, что они сейчас уйдут, а он останется один. И вообще уже никогда никуда не придет.           - Ребята, можно я с вами переночую? Ну, давно в лесу, поговорить хочется, - добавил он, увидев удивление на лицах. Гоблины переглянулись, пожали плечами.           - Ну, оставайся. Только кормить тебя здесь никто не собирается.           - Да не надо, у меня свое осталось. Водички бы только еще. Немножко.           Один из гоблинов ткнул пальцем в сторону леса:           - Там ключ. Сотня шагов, увидишь поляну, сразу за березой, там вниз спустишься.           - Спасибо! - Еж постарался запомнить направление и суетливо зашагал в чащу. "Надо успеть к ним вернуться, уйдут еще без меня..."           Возвращаться никуда не пришлось. На указанной поляне обнаружилась стоянка, с тлеющим костром и раскиданными в беспорядке вещами. Напившись, Еж стал быстро сооружать себе шалашик, неподалеку от гоблинского навеса. Вскоре они появились. Один залез под навес и завалился там на настил из слежавшегося лапника, остальные стали готовить еду. Еж спросил, можно ли повесить свой котелок рядом и, получив согласие, пошел за водой.           Когда ужин сварился, он подсел к гоблинскому шалашу и завел разговор. Гоблины отвечали неохотно, только переговаривались в полголоса о чем-то своем. Еж был настойчив.           - Ну, так есть тут поселок какой-нибудь?           - Тут город есть.           - Город? Какой город?           - Дорталь. Какой может быть здесь город?           - А зачем мне город, меня ж туда все равно не пустят?           Гоблин улегся поудобнее. В глазах, наконец-то, появился интерес.           - Слушай, ты чего, правда, с запада пришел?           - Ну да, я же сказал! Знаете горы такие, Багдаш? Вот недалеко там.           - Багдаш? Что-то слышал. Там гоблины живут?           - Конечно!           - А ты тогда чего там делаешь? С ними что ль?           - Да нет, я в лесу живу, недалеко.           Второй гоблин, судя по всему, самый злобный из всех троих, подошел и сел рядом. Взглянув на Ежа, он неприятно осклабился.           - Вас там еще не вырезали всех? Что-то бездельничают наши, не справляются.           Еж перестал улыбаться и замолчал. "Ну и зачем, спрашивается, я с ними увязался, с выродками горбатыми? - стало противно видеть рядом с собой эти гнусные хари, захотелось уйти. - Надо же, а я ведь гнусавить даже начал как они. Что-то раньше за мной такого подхалимства не водилось..." Хмурый, прочитав на его лице неприязнь, ухмыльнулся еще противнее и отошел обратно к костру. Первый гоблин посмотрел ему вслед, потом повернулся к Ежу:           - Не обращай внимания, парень, он такой у нас, резкий. Ты вот что: завтра с утра двинешься в ту же сторону, днем выйдешь к Звериным воротам.           Еж молча кивнул и пошел к себе, устраиваться на ночь. Накрывшись курткой, он, как всегда, положил под голову топорик. Только на этот раз уже не по привычке, а вполне сознательно.           Утро, в соответствии со вчерашним ярким закатом, выдалось солнечное. Гоблины храпели под своим навесом. Еж завтракать не стал, быстро собрался и вернулся на дорогу. К обеду навстречу начали попадаться люди и гоблины, верхом, в телегах, просто так, пешком, с мешочком за плечами. Еж, свернув в лес, пошел вдоль дороги, стараясь не показываться путникам. Потом вместо деревьев начались засеянные поля и пришлось вернуться на тракт. Вопреки ожиданиям, никто не шарахался от лесного, как это было бы в Цафоне, только лошади останавливались и ржали, вызывая недовольство седоков.           Совершенно одуревший от такого количества народа Еж тоже начал дергаться, нервничать, несколько раз чуть не попал под копыта, от чего окончательно впал в истерику. К счастью, в этих местах, судя по всему, было не принято стрелять почем зря всех встречных поперечных, как там, где он вырос, так что, в конце концов, Еж добрался до городских ворот.           Глава 3.                     - Два брюля за вход, - стражник сходу оценил стоимость имущества путника, заглянул для порядка в рюкзак и повторил на гоблинском:           - За вход два брюля.           - Два чего? - Еж выглядел так растерянно, что нахмурившийся было стражник невольно рассмеялся.           - Две монеты. Ты что, лесная твоя шкура, денег никогда не видел?           - Это же орк, у них там денег не водится. Они ж дикари. - второй стражник лениво потянулся. Лицо у него было заспанное.           - Нет, почему, я знаю, что такое деньги. Только у меня нету.           - Ну, вот, когда будут, войдешь. Теперь не мешай, - он отодвинул Ежа в сторону и занялся следующим.           Еж отошел обратно, на поляну перед входом, где толпились желающие войти: в основном, люди, несколько гоблинов. У самой стены сидела шайка малолетних оборванцев. Они внимательно следили за молодым орком - недотепой, определив наметанным глазом объект для поживы. Пока Еж стоял в раздумьях, хулиганы, посовещавшись, приняли решение. Двое заморышей подошли к нему.           - Что, дяденька, не впускают?           Еж огорченно помотал головой.           - А ты, дяденька, продай нам что-нибудь, вот и появятся денежки. Сколько с тебя просят, три?           - Два, - во взгляде Ежа появилась надежда - А что вы у меня купите?           В глазах оборванцев также сверкнула искра, но только совсем другого свойства.           - А ты, дяденька, покажи, что у тебя есть.           Еж расстегнул рюкзак. Мальчуганы, заметив, что на них обращают внимание, оттащили Ежа подальше в сторону. Он тем временем лихорадочно пытался сообразить, что бы такого предложить добрым детям.           - Ну, вот фляга у меня есть запасная, нож, топорик... что еще... рубашка на меху...           Один из оборванцев деловито собрал все предложенное в охапку и сказал:           - Ты, дядя, тут постой пока, а я ребятам отнесу посмотреть. Может, что и купим у тебя.           Еж кивнул. Шпанцы, обрадовавшись легкой победе, побежали к своим. Один, тот, что с пустыми руками, действительно побежал. Второй же, сделав лишь два шага, уткнулся носом в драную куртку подошедшего гоблина. Он развернулся, ойкнул и рванул в бок, но крепкая рука уже держала его за шкирку. Пацаненок, выпустив из рук добро, захныкал что-то нечленораздельное. Гоблин пнул его на прощанье под зад. Потом поднял с земли упавшее и повернулся к Ежу:           - Ты что, лесной, подарки раздаешь?           Еж посмотрел в жесткие глаза гоблина. Почему-то сразу захотелось отвернуться.           - Да я продать им хотел. Мне деньги нужны. Войти что бы.           - Деньги, - гоблин усмехнулся. К нему подошел его приятель и тоже уставился на Ежа.           - Ну да, деньги!           - Навоз жареный бы ты от них получил, а не деньги. Вот я действительно, могу у тебя купить твое барахло.           - Это не барахло, - обиделся Еж. - И вообще давай сюда. Я передумал.           Отдавать вещи гоблин явно не торопился. Он внимательно осмотрел флягу, развернул рубашку, щелкнул грязным ногтем по топору, чтобы послушать звон. Подошел к Ежу вплотную.           - Сколько тебе нужно?           - Два... как их... брюля.           Гоблин повернулся к приятелю, они переглянулись и опять посмотрели на Ежа.           - Ну, за это два брюля много будет. Покажи, что еще есть.           Еж уже потерял всякое желание куда-то входить, ему просто хотелось получить назад свои вещи. Но к прежним двум горным подошли еще двое и просто взять и забрать родное барахлишко уже как-то не выходило. Еж постарался придать себе уверенный вид.           - Слушай, друг, я передумал. Давай назад мое добро, я пойду, пожалуй.           - Да не дергайся ты. Все будет честно. Ты нам вещи мы тебе деньги. Давай, вытаскивай.           После таких заверений Еж окончательно уверился, что его пытаются надуть. "Да, судя по всему, уверенный вид у меня не получился. Вот, зараза медвежья, а топорик-то мой у него. И нож. Чего ж делать-то..." Вдруг, гоблин, видимо, что-то услыхав, воровато оглянулся.           - Короче. Не хочешь продавать, не надо. Оставайся тут, цапля.           Горные развернулись и пошли обратно к воротам. Все, кроме того, который нес Ёжиковы вещи, действительно пошли. А тот прошел лишь два шага и уткнулся носом в широкую грудь здоровенного орчищи, который, глянув сверху вниз, вполголоса произнес:           - Отдай лесному шматье.           Гоблины мгновенно вернулись назад и сгрудились перед здоровяком. Который со шмотками, оттопырил губу.           - Тебе че надо, урод? Ты че не в свое дело лезешь? Ты вообще знаешь, на кого дергаешься?           Визгливая речь не произвела на орка никакого эффекта. Спокойно, как будто он находился у себя дома, а не на поляне в окружении четырех злющих гоблинов, он повторил:           - Отдай ему шмотки.           Гоблины загундели. Еж испугался, что разбойник сейчас перехватит его топорик за ручку и ударит спасителя между глаз. Будь гоблин настоящим, горным, он бы так и сделал, не задумавшись ни на секунду. Но он, видимо, вырос в городе, где слова значат больше чем дело, поэтому привык побеждать исключительно с наскоку.           - Да ты че, дылда, - орал он, выкатив глаза. - Я - Вейра, с Каменной! Да тебя, цаплю, удавят теперь, понял? Тебе теперь и дня не прож...           Еж услышал характерный хруст, который раздается при сильном боковом ударе в челюсть. Гоблин упал. Самого удара Еж почти не заметил, настолько тот был быстрым и коротким. А орчище невозмутимо посмотрел на лежащее тело, потом поднял глаза на притихших хулиганов.           - Ну, что? Кто тут еще с Каменной?           Гоблины молчали. Орк, не оборачиваясь, громко сказал:           - Парнишка, забери свои вещи.           Еж опасливо подошел и начал собирать упавшее, ожидая каждую секунду пинка в ребра. Горные, к счастью, так и не решились напасть. По их лицам было видно, что гордость не позволяет им уйти, но разделить участь своего товарища ни один не захотел. Когда Еж застегнул рюкзак, здоровяк сказал: "Пошли" и, спокойно повернувшись к гоблинам спиной, зашагал к воротам. Еж держался рядом, поминутно оглядываясь. Гоблины шипели им в след что-то угрожающее, стараясь, впрочем, чтобы их не услышали.           - Зачем ты им вещи отдал, растяпа?           - Деньги нужны были, чтобы пройти. - Еж чувствовал себя виноватым.           - Сколько?           - Два брюля.           - Твой топорик семь стоит.           Еж немного помолчал, а когда подошла их очередь у ворот, дернул орка за рукав:           - Подожди, у меня же денег нет!           Тот не ответил, просто протянул стражнику две монеты:           - Это за него.           Человек взял деньги, отдал взамен какую-то бирку, и они вошли. Еж даже не знал, что сказать. Он шагал рядом и крутил головой по сторонам.           Вокруг стояли дома. Много домов. И люди. Много людей. Конечно, Еж примерно представлял себе, что такое город. Но это "примерно" оказалось весьма далеким от того, что он видел сейчас. И обонял.           - Слушай, а тут везде так воняет?           - Да нет, не везде. В богатых кварталах улицы моют.           - Что значит "кварталах"?           - Ты что, первый раз в городе?           - Да, - робко признался Еж.           - А чего тебя сюда понесло? Жил бы себе в лесу.           Ежу стало обидно. "Стоило платить за меня на входе, чтобы теперь обратно гнать". Орк, заметив, что молодой его спутник надулся, примирительно сказал:           - Ничего. Я когда только в городе появился, тоже эту вонь терпеть не мог. Поэтому и работать пошел в Арнону. Это район такой. Там конторы всякие, магазины. Чище гораздо, чем здесь.           - Мы сейчас туда идем?           - Да. Будем тебя устраивать.           - Как устраивать?           - Тебе же работа нужна?           Еж с трудом понимал, зачем и какая ему нужна работа, но на всякий случай кивнул.           - Ну вот. У соседа напротив охранник ушел, меня просили на его место подыскать приличного парня.           - А с чего ты взял, что я приличный? - Еж посмотрел на спутника исподлобья.           Тот невозмутимо ответил:           - У меня глаза есть. Вижу.           - Ну раз видишь, тогда все в порядке. - впервые за сегодняшний ужасный день Еж успокоился и даже повеселел.           - Я - Еж, - сказал он.           - А я - Пряник, - сказал Пряник.                     Глава 4.                     В зале было полно людей. Низкий потолок удваивал ощущение напряженности, витавшее среди посетителей. Кто-то сидел в креслах за длинными столами, стоявшими по периметру, кто-то нервно ходил по комнате. Торги еще не начались, а энергия в торговцах уже бурлила вовсю. На дальней от входа стене висели огромные черные доски. Рядом с ними дежурили четверо рисовальщиков, раскладывая на полочках куски мела, проверяя влажность и чистоту тряпок для стирания. Еж, мучимый любопытством заглянул внутрь, но, встретившись глазами с хозяином, поспешно вернулся на свое место перед входной дверью.           Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять, что в этом месте собрался цвет дроталевского купечества. Иногда даже появлялись приезжие богачи из столицы. Вот уже неделю Еж исподтишка наблюдал за тем, что творилось в обширной комнате с низким потолком, но до сих пор так ничего и не понял. Одно было ясно, - здесь торговали. Иногда ему удавалось услышать разговор хозяина с кем-нибудь из клиентов. Тогда воображение молодого орка поражали огромные размеры называемых сумм. То, что один человек может распоряжаться такими капиталами, просто не укладывалось в голове. "Что-то не чисто там у них, -думал он. - Туманно. Загадка сплошная..." Один раз Еж попытался вызнать у хозяина, что здесь происходит, но тот просто отослал его на место. Тогда он спросил у Пряника. Пряник тоже не знал.           На самой большой доске, разделенной на четыре части, располагались какие-то непонятные фигуры, словно множество длинненьких прямоугольничков разной высоты, сцепленных боками, образовывали причудливую неровную лесенку. Некоторые были закрашены, некоторые пусты. Вверх и вниз от каждой ступеньки отходили прямые хвостики, также разной длины. В зале раздались первые зычные выкрики, - время торгов подошло.                     Обязанности Ежа заключались в том, чтобы проверять у входящих пропуска, отбирать оружие, если таковое имеется и, вообще, следить, чтобы в зал попадали лишь люди соответствующей внешности. Определять на глаз социальное положение горожанина Еж научился довольно быстро, причем, руководствуясь не столько богатством одеяний, сколько выражением лица. Поскольку он очень быстро усвоил, что любой вор, награбивший достаточно много, может накупить себе дорогущих тряпок и ходить нарядный, как индюк. С другой стороны, многие солидные купцы иногда питают привязанность к простой неброской одежке. А вот лицо, его за деньги не купишь. По нему всегда видно. Пряник называл это "морд-контроль" и старался обучить младшего товарища всем премудростям этого непростого искусства.           Надо сказать, что Еж с каждым днем все больше и больше радовался тому, что судьба столкнула его с таким отличным орком. Неизвестно, как все повернулось бы, не наткнись на него тогда Пряник. Возможно, что Еж сейчас уже валялся бы в сливной канаве той же Каменной с перерезанным горлом. Думать об этом не хотелось.           В торговых кварталах Дорталя с недавних времен появилась традиция нанимать в качестве охранников лесных жителей. Известные своей честностью они добросовестно справлялись с работой, платить им можно было только самый минимум, и, кроме того, купцы не боялись давать оркам ключи от складов и рабочих помещений. Еще не было случая, чтобы кто-нибудь из них ограбил своего хозяина. Равнодушие к деньгам делало лесных неподкупными, врожденная прямота помогала избежать недоразумений по службе. Сам городской глава втайне мечтал заменить личный состав городской стражи орками. В этом случае, поступления в казну увеличились бы, по меньшей мере, вдвое за счет той части, которую уворовывали служаки разных рангов и мастей. Но каждый раз он вспоминал поросячьи глазки начальника стражи, и подобные мысли сразу улетучивались. Мэру страшно хотелось дожить до старости.           Впервые лесных стали брать на службу около пяти лет назад. Почему не брали до этого? Множество причин: подозрительность, предвзятое отношение клиентов и еще сотня таких же глупых домыслов. А главное, в городе существовали профсоюзы частной охраны (читай, бандитские объединения), в большинстве своем состоявшие из людей. Некоторые из них, в самых бедных районах, управлялись гоблинами. Естественно, торговцев вынуждали платить не только зарплату самому охраннику, но и некоторую долю отдавать тем, кто его послал. Такое безобразие процветало очень давно, и все к этому привыкли.           А за пять лет до того, как Еж появился в этих местах, в Дорталь приехал молодой мизрахский торговец. В день, когда его лавка открылась, на пороге появились трое подозрительных личностей. Личности в двух словах описали пареньку положение вещей. Торговец попросил пару дней на раздумье, каковые и были ему милостиво предоставлены.           Человека этого звали Старнель. Несмотря на юные годы, он уже успел поплавать в южных морях, походить по северным лесам и весьма немало поучаствовать в рискованных, даже опасных, мероприятиях различного рода, из которых неизменно выходил невредимый и, более того, с прибытком. Здесь же, видите ли, ему заявляют, что он должен платить ни за что, ни про что свое, кровно заработанное, каким-то уродам. Он и с налогами-то мирился, скрепя сердце, а уж бандюганам никогда от него не доставалось ни единого медяка. А тут - на тебе. Почесав репу, Старнель пришел к совершенно правильному выводу, что к людям обращаться в таком деле совершенно бессмысленно. Гоблинам вообще доверять нельзя. Остаются орки. Орков в городе мало, но торговец сумел таки найти парочку лесных бродяг, судя по виду, появившихся в городе совсем недавно. На Старнелево предложение они охотно согласились.           Теперь представьте себе картинку: по истечении срока, появляются в его лавке трое уже знакомых человечков и натыкаются в дверях на двух клыкастых, недружелюбных охранников. Где-то на седьмой секунде разговора все трое вылетели на мостовую носами вперед. Тем же вечером отряд бандюганов устроил в лавке побоище. Старнель успел бежать из горящего склада. Одного лесного убили, второй, изрезанный и избитый, смог доползти до постоялого двора, где остановились знакомые орки.           В ту же ночь на лесной поляне, недалеко от города, имело место собрание. Лесные, которым всегда было глубоко наплевать на то, как и что люди с гоблинами творят меж собой, не могли оставить без ответа нападение на своих братьев.           На третий вечер после той сходки маленькая армия начала свою маленькую войну. Откуда лесным стали известны все адреса заправил охранного дела, было неясно. Говорят, бандитов предали свои же. Одно совершенно точно, - к утру почти все они были убиты. Орки прокатились волной по всем местам скопления людей, так и или иначе связанных с охранными профсоюзами. Имена тех, кто зарезал их товарищей, остались невыясненными, поэтому, на всякий случай, казнили каждого подозреваемого. Уже спустя несколько часов после начала боевых действий почти все уцелевшие профсоюзные деятели бежали из города, а оставшиеся сидели по углам и подвалам, старательно придерживая трясущиеся зады, дабы ненароком их не потерять. Городская же солдатня в ту ночь, как ни странно, пребывала в полной апатии. Видимо, причиной тому явилось то, что в спальне у начальника стражи сидели двое припозднившихся гостей, время от времени скучающе покусывая огромными клыками оплетенные рукояти боевых топоров.           К утру орки, наконец, обнаружили человека, отвечающего за охрану магазинов Арноны, - того района, где открыл свой магазин молодой предприниматель. С него была взята страшная клятва, что теперь этот район будет охраняться только орками. А чтобы быть совершенно уверенными, что человек свое слово не нарушит, его повесили на ближайшей площади, привязав за ноги к перекладине фонарного столба. До обеда повешенный голосил, возвещая всей округе об изменениях в охранной инфраструктуре города, а ближе к вечеру заткнулся и издох.           Со слов Пряника, описанные события выглядели забавно, как какая-то нелепая, но увлекательная игра. Однако Еж довольно живо представил себе, какой на самом деле это был страх, ненависть, представил кровь на улицах. Его передернуло.           - Ты-то сам в этом участвовал?           - Довелось, - спокойно ответил Пряник и отхлебнул из кружки.           Еж тоже сделал глоток. Он никак не мог привыкнуть к местному пиву, потому что у них в поселении вообще никогда не делали алкогольных напитков. В городе он почувствовал всю его прелесть. Хотя, надо сказать, удовольствие поначалу выходило весьма сомнительное, так как, из-за отсутствия привычки, к тому моменту, когда Еж говорил себе "хватит", он уже неизменно оказывался пьяным в лежку. А по утрам ужасно томился, стоя на входе в контору, страдая от тошноты и головной боли. Потом он научился определять меру и стал выходить вместе с Пряником на редкие ночные прогулки.           - А начальник стражи, ну, после той резни, не устраивал там... гонений каких-нибудь на нашего брата, нет?           - Да нет, насколько я знаю.           - А люди?           - А что люди? - усмехнулся Пряник, - языками поболтали, да успокоились. Ну, может несколько стычек потом и было, но так, мелочи. Главное, что богатым выгодно орков в охране держать, - ведь, на самом деле, все именно они решают.           Еж допил последнюю каплю и с сожалением посмотрел на глиняное донышко. Уже по дороге домой, спросил:           - Пряник, а почему твои эти богачи раньше не решались бандюков прогнать, если они, как ты говоришь, все решают?           Орк пожал здоровенными плечами.           - Боялись, наверное. Они ж люди, етить их с заду. Кто-то боялся, кто-то просто привык. Город.           Когда Еж, простившись с товарищем, вошел в темный зал, он зажег масляный светильник и поставил его перед большой доской. Странные рисованные лесенки не давали ему покоя. В голове рождалась какая-то смутная догадка, но облечь ее в законченную мысль никак не получалось. Еж вздохнул и погасил огонек. В окно светила яркая луна, по полу неровными крестами тянулись тени оконных рам. Далеко, на другой улице, лаяли собаки. В соседнем переулке гулко протопали стражничьи сапоги. Еж открыл дверь в свою каморку, таящую в недрах узкую жесткую кровать, умывальник и маленький столик с одним встроенным ящиком. В углу стоял подаренный другом рюкзак, казавшийся здесь каким-то чужим, кусочком другого мира.           Уже засыпая, Еж с грустью подумал о том, что лесные ничуть не лучше людей. Вот и он уже привык жить в городе. Престал чувствовать вонь на улицах. Пиво начал пить... При мысли о пиве заболела голова. Еж сердито повернулся на другой бок, подумал и, вытащив из-под кровати топорик, сунул его под подушку.                     Глава 5.                     Силы покинули его, и он упал лицом в грязь.           - Ну давай, хватит, ты сюда не валяться пришел. - в голосе инструктора не слышалось ни капли сочувствия.           Как будто каждый день перед ним, вот так, кто-нибудь зарывался носом в землю. Пряник гигантской лягушкой пропрыгал мимо, не удостоив Ежа даже взглядом. "Эх, зараза медвежья, пойду в лес, найду что-нибудь земноводное и убью жестоким образом". Он заставил себя подняться, поставил руки пальцами внутрь, приподнялся на носки, стараясь, чтобы зад не проваливался. "Эх, ё!" - пронеслось в голове, земля чуть отдалилась и снова треснула беднягу в лоб.           Нарха, по прозвищу "Тяпка", учил орков боевым искусствам уже десятый год. Сколько времени он учился сам, - неизвестно. Вполне может быть, с самого рождения, поскольку выглядел весьма молодо, а опыту уже скопил, как сотня городских стражников вместе взятых. Роста он был небольшого, волосы стриг коротко, морду имел похабную. И, вообще, всем своим видом напоминал короткий сапожный нож с широким лезвием. Хотя, "тяпка", наверное, подходило точнее.           - Ну что, "лягушки", напрыгались? Теперь еще два круга ползком, "ящеркой".           Еж с трудом сдержал стон отчаяния. Руки уже не слушались, ноги цеплялись одна за другую, пот пополам с грязью заливал глаза. "Ну и зачем все это надо? - думал он, неуклюже переваливаясь с боку на бок, - эти упражнения дурные. Скорей бы уже боёвка началась!"           Нарха, скрестив руки, смотрел на старательно ползающих учеников. Судя по счастливой физиономии, зрелище доставляло ему несказанное удовольствие, и переходить непосредственно к тренировкам он не спешил. "Пусть попарятся, им полезно", - читалось на его лице. Еж не знал, откуда взялась эта "игра в ящерку". То ли сам инструктор ее придумал, то ли ему подсказали, но каждый урок начинался с серии нелепых ползаний, прыжков на четырех конечностях и всякого рода перекатываний. "Как хорошо, что сегодня дождь прошел. Грязно, зато свежо. Не то, что вчера, задыхались тут по жаре..."           - А о чем у нас новенький мечтает? Так, все отдыхают на кулаках, Еж ползет еще круг.           "Что ж я тебе такого сделал, тяпка ты культяпая!" Нарха заметил недовольство на его лице и радостно ощерился. А Еж пополз.           Потом началась сама тренировка. Здесь тоже Еж каждый раз разочаровывался все больше и больше. Когда, неделю назад, Пряник предложил начать заниматься у Нархи, Еж страшно обрадовался: "Теперь-то я уж совсем при деле буду. А то сидишь по вечерам, как лягушка в болоте, скучно. А там, глядишь, и драться не хуже Пряника буду..." Теперь вот он прыгал как лягушка в болоте, но драться до сих пор не научился.           Инструктор, посмотрев на новичка впервые, задал пару вопросов и определил его к подросткам. Еж тогда уперся, настаивая на том, чтобы ходить в группу своего товарища.           - Слушай, как там тебя, Еж. Не потянешь ты. Там ребята, которые серьезно занимаются. Пряник, например, у нас пятый год уже.           В конце концов, Еж все-таки добился своего. Теперь расхлебывал.           - Так, по парам разошлись. Один глазки закрывает, второй толкает его ручонками. Задача толкающего - уронить, задача падающего - чтобы толкающий прошел насквозь, не встретив сопротивления. Который стоит, с места не двигается.           Еж, вопреки данной инструкции, напрягался, падал, злился, еще сильнее напрягался и снова падал, равномерно покрываясь синяками и ссадинами. Когда толкать пришла его очередь, то падал почему-то опять он. "Я ему сейчас задам! Он у меня поваляется!" Но партнер попался опытный, и, чем сильнее Еж толкал, тем аккуратнее его пропускали, и тем больнее встречала земля. Инструктор, следивший за страданиями новичка, наконец, сжалился.           - Глаза закрой.           Еж закрыл.           - Вдохни несколько раз поглубже. Расслабься... нет, ты не расслабился, я же вижу. Теперь я тебя медленно толкаю... почувствовал направление - пропускай. Не наклоняйся, равновесие теряешь. Поворачивайся, а не шарахайся... Ладно, со временем придет. Пока проси товарищей, чтобы помедленнее с тобой работали, а то до поры, пока понимать начнешь, поломаешь себе все.           Когда Еж уже устал настолько, что совсем потерял ощущение реальности, Нарха с сожалением посмотрел на уходящее солнце, прогнал учеников еще разок ползком вокруг поляны и объявил об окончании занятия. Еж, счастливо улыбнувшись, рухнул на траву под ближайшим деревом.           - Пряник, а Пряник, когда меня научат так же морду бить, как ты? А? Чтобы "хлобысть" - и пятки к верху.           - Научат, не бойся. Ты вообще должен радоваться, что сейчас только общие упражнения идут. А то, мало того, что устаешь, так еще бы и с разбитой ряхой домой приходил.           Друзья вошли в Звериные ворота. Свинцовые бирки показывать уже не приходилось, стражники помнили их и так. Они знали, что орки возвращаются с тренировок, на лицах читалось некоторое подобие уважения, граничащее, впрочем, с осторожной насмешкой. Еж вспомнил, как презрительно смотрели на него здесь месяц назад, и надулся от гордости. Прянику же, было все равно, кто и как на него смотрит.           - Я, когда только к Нархе пришел заниматься, тоже здорово по соплям получал. Хотя, до этого думал, что драться мало-мальски умею. После того, как мы Арнону себе забрали, некоторые ребята, из опытных, двинули мысль про то, чтобы молодежь мордобою учить. Для дальнейшего общения с местными деятелями. Попросили наших подопечных раскошелиться на несколько залов для зимних тренировок и вперед. Точнее, купцы только землю дали, а залы мы сами строили.           - А сколько еще учителей занятия ведут?           - Кроме нашей, еще четыре школы. Сначала только наш Тяпка был, да Смехач, тоже дядя не промах. Потом еще трое появились.           - А ты все время у Нархи занимался?           - Да. С самого начала к нему пришел, так и остался у него. Так, иногда захаживаю к другим, в хлебало лишний раз заработать. Везде есть, чему поучиться.           Еж поскреб чесавшуюся от засохшего пота грудь.           - Пряник, слушай, а все эти "ящеричные" упражнения, они что, мышцы какие-то развивают?           - Да ни хрена они не развивают.           - А зачем тогда их делать?           Пряник, открыв воротца своей конторы, обернулся и ответил интимным шепотом:           - Чтобы умотаться вусмерть.                     Мальчик принял из рук очередного посетителя ремешок уздечки и повел коня в стойло. Еж сделал шаг навстречу, поздоровался и сказал:           - Пожалуйста, покажите пропуск и оставьте все оружие здесь.           Человечек хитро прищурился.           - Ты давно здесь работаешь, малыш?           - Два месяца. Пожалуйста, покажите пропуск и сдайте оружие.           Еж уже усвоил, что работать гораздо проще, когда все считают тебя тупым громилой. Кроме того, это экономило нервы, потому, что, начав разговор с посетителем, охранник почему-то неизменно подвергался оскорблениям, пусть не всегда в открытой форме. Да и вообще, ему нравилась такая роль. "Если вести себя достаточно тупо, становится видно, что я просто делаю свою работу. И мне плевать, сколько денег у этих проныр. И они это понимают..."           Посетители действительно это понимали, и некоторые здорово сердились. Потому, что привыкли к городской жизни, привыкли, что человека оценивают по статусу, по его стоимости в золотом эквиваленте. А тут стоит эдакая морда, только вчера из лесу вытащенная. За душой ни гроша, но в глазах, поди ж ты! - ни тени привычной почтительности. Безобразие! Еж читал все это на лицах входящих и тихо злорадствовал.           Человечек посмотрел еще хитрее, будто уже обмишурил, нагрел и надул всех и вся в этом маленьком мире.           - Ну, конечно, ты меня не знаешь. А я ведь четвертый год здесь в клиентах.           Еж сделал холодные глаза и расстегнул один из двух ремешков, удерживающих на поясе топорик.           - Пропуск, пожалуйста.           Как правило, на всяческих жуликов, такое движение производило крайне негативное впечатление. Они быстро и тихо сматывались. Но этот, зараза медвежья, ни мало не смутился.           - Малыш, позови-ка мне Миника.           Еж, стараясь не выпускать хитреца из виду, заглянул внутрь и сделал знак хозяину конторы. Миник кивнул и вскоре появился на крыльце. Мужичок встрепенулся:           - Ну, здорово, делец!           - Надо же, кто к нам пожаловал! Сам Ардарон Варосович!           Еж первый раз слышал, чтобы его хозяин, уверенный, даже резкий, можно сказать, мужчина, пищал таким елейным голоском. "Арда... кто? Вот эта пупырышка - Ар... барон, блин, Стаеросович?". Он сомнительно проводил взглядом худосочную спину незнакомца, провожаемого Миником под руку, потом запоздало спохватился, что так и не проверил наличие у него колющих - режущих предметов. Но, глядя на лебезящего перед ним хозяина, выпендриваться почему-то не хотелось.           "Серенький человечек на арене. Пряник. Теперь заморыш этот... Страшное место - город. Все выглядит совсем не так, как есть на самом деле. Сложно. Почему я в лесу не остался?" Застегнув обратно ремешок топора, он вернулся к входу.                     Глава 6.                     Кружки стукнули об стол, и девушка в передничке отошла к следующему столику.           - Надо же, холодное принесли!           Еж ухватился за ручку.           - Ну что, орки, здоровы будем!           Шмель с Пряником дружно кивнули и глотнули. Начало прекрасному вечеру было положено.           Вокруг сновали расторопные служанки, разнося посетителям еду и питьё. Еж с довольной улыбкой огляделся. Окружающие смотрелись вполне мирно. Даже трое гоблинов, за соседним столиком, имели на редкость дружелюбный вид.           - Не, братцы, я с кем угодно могу спорить, что эта забегаловка самая приличная в городе.           - Ты, Шмелятина, погоди, тебе еще платить предстоит. А я не думаю, что здесь такие же комариные цены, как у вас, на Свечном.           - Пряник, не сбивай меня с тонуса своими пошлыми выпадами. Можно подумать, что эта Арнона ваша - прямо другой город. Подумаешь, в полтора раза дороже выйдет.           - Оптимист. В три!           Расслабленно слушавший беседу товарищей, Еж после этой фразы взял со стола кружку и подозрительно посмотрел внутрь. Золота, жемчуга или чего-нибудь в этом роде, на дне не наблюдалось. Так он и заявил Прянику. Пряник сморщился.           - Ты, Еж, наивная душа. Хозяин налоги платит, понимаешь? А здесь они самые, етить их с заду, высокие в городе. К тому же, как видишь, чистенько тут, девки смазливые работают. Пиво, вон, из погреба. Что, по-твоему, это все даром тебе достается?           Еж, продолжая рассеянно глядеть в кружку, задумался. Шмель ткнул его кулаком в плечо:           - Посмотри на это с другой стороны. Если бы здесь все было так же дешево, как и везде, тут бы швали всякой полно торчало. А так - народ порядочный, интеллигентный, красота! - При этих словах он оглянулся на сидящих гоблинов и выразительно откашлялся. - Ну, почти красота.           Один из горных тоже оглянулся и сказал что-то своим. Скорее всего, он разделял Шмелево мнение, только в качестве "почти" имелись в виду орки. Еж порадовался, что Шмель этого не заметил. Больно уж он парнишка вспыльчивый был. Плотный, невысокого роста, но широкий в кости, из-за своей круглой физии, на первый взгляд, он казался толстым. Его так даже иногда называли. Те, кто его плохо знал. Еж видел Шмеля на тренировке, слово "толстый" придумано не про него.           Нарха сегодня куда-то торопился, поэтому отпустил учеников пораньше. Трое товарищей не могли позволить пропасть такому славному вечеру, возможно, последнему летнему вечеру перед осенними холодами. Выбор был небольшой: пойти на Каменную Горку смотреть мордобой, пойти выпить пива или остаться до ночи в лесу, чтобы продолжать тренировку. Мнения разделились: Еж голосовал за лес без тренировки. Пряник - за тренировку без леса. Шмель - за мордобой на Горке, причем, обязательно с его собственным, Шмеля, участием, дабы элемент тренировки тоже присутствовал. Победила дружба - после недолгих споров пошли в кабак.           - Йавин, эй! Давай сюда! - Шмель энергично замахал ладошкой с короткими пальцами. Еж повернулся. От двери в их сторону направлялись две прелестных орочьих девушки. "Вот чудеса! Прямо как в сказке!" - его лицо, помимо воли, расплылось в идиотской улыбке. Шмель привстал, обнял одну из них за талию и попытался усадить себе на колени. Девушка вежливо убрала его руки, но поцеловать в щечку позволила.           - Знакомься Еж, это Йавин. Пряник, ты знаешь Йавин? Да, точно, я вас уже знакомил. Йавин, это Еж.           - Очень приятно. - пробормотал Еж и жутко смутился.           - А как вас зовут, небесное созданье? - Шмель посмотрел на вторую девушку, продолжая домогаться Йавиной талии.           - Нами, - застенчиво ответила та и посмотрела почему-то на Ежа.           Йавин, отбивши, наконец, атаку настойчивого поклонника, принесла от свободного столика два стула. Пряник пошел к стойке за пивом. Зал понемногу наполнялся народом, гул разговоров становился громче. Пока Шмель что-то рассказывал, размахивая руками, Еж украдкой разглядывал девушек. Обе они были красивы, но при этом совершенно разные.           Нами, довольно высокая, с длинными ногами и красивой прической, все время смотрела вниз, перед собой, лишь изредка поднимая голову, чтобы обжечь собеседника взглядом больших, лукавых глаз. Двигалась она изящно и плавно, со стороны казалось, что большая домашняя кошка, рисуясь перед гостями хозяина, принимает грациозные позы одну за другой. Говорила Нами очень мягко, нежным, глубоким голосом. "Эта женщина рождена быть женой кого-то очень большого и важного, - подумал Еж. - Правда, я не уверен, что такие вообще бывают среди орков..."           Если Нами походила на большую кошку, то Йавин лучше подходил образ маленькой птички. Небольшого роста, тоненькая, но какая-то удивительно ладная, с красивыми, уверенными движениями, она была каплей ртути, одетой в аккуратную кожаную курточку и серые холщовые штаны, с карманами на бедрах. Коротко остриженные волосы и прямой взгляд делали ее похожей на мальчишку-подростка, но в спокойной милой улыбке было столько могучей первозданной женственности, что у Ежа, при виде этой улыбки, слабели от восхищения ноги. Если бы он не сидел, то, наверное, упал бы.           Пряник вернулся с целой охапкой кружек. Шмель, получив в лапы одну из них, наконец, замолчал.           - Надо же, холодное! - весело сказала Йавин. "А голос у нее и правда, как у птички", - Еж окончательно разомлел. Шмель, заглотив за раз половину здоровенной кружищи, повернулся обратно к Йавин. Они стали болтать о чем-то своем. Пряник тоже слушал, изредка вставляя словцо-другое. Еж опустил глаза в кружку. Каждый раз, когда Йавин, глядя на болтающего собеседника, заливалась звонким смехом, где-то внутри него начинал пульсировать горячий липкий комок раздражения. Словно почувствовав настроение молодого орка, Нами подвинула свой стул поближе.           - Тебя Еж зовут?           - Да.           - Давно в городе?           - Три месяца примерно.           - Новенький. А работаешь где?           - В торговой конторе. Охраняю.           Сначала Еж отвечал неохотно, но потом нежный бархатный голос и выпитое пиво сделали свое дело. Йавин вылетела из головы так же быстро как попала туда. Еж смотрел на свою грациозную собеседницу, время от времени встречая лукавый кошачий взгляд. Он принимал его в упор, как и положено настоящему самцу, с легкой настойчивой улыбкой и внутренне ликовал, чувствуя, как поддается в ней что-то, уступая его невысказанному желанию. Слова уже потеряли всякое значение, оба продолжали разговор исключительно по инерции. "Я так понимаю, сегодня ночью мерзнуть не придется", - Еж мысленно почесал за ухом, по лесной примете, чтобы не сглазить.           Пряник встал, попросил без него не скучать и вышел во двор, направив стопы к большому деревянному туалету. Только теперь Еж заметил, что в дальнем конце зала играют трое музыкантов. Кабак действительно оказался высшего класса. Несколько пар романтично топтались на свободном пятачке посредине. Еж жутко пожалел, что никогда не пробовал научиться танцевать. Очень хотелось пригласить Нами на танец, чтобы продемонстрировать свою куртуазность и изящество. Не будь он так пьян, можно было бы и попытаться. А так... нет, все же, не стоит.           - Позвольте вашу девушку на танец, - один из трех гоблинов появился перед Йавин, вызывающе ухмыляясь. Возможно, он считал это вежливой улыбкой, но Шмель его мнения не разделял. Прежде чем девушка успела что-то ответить, он оскалился и зарычал, готовясь выплюнуть какое-то ругательство в адрес наглеца. Тот ждать оскорблений не стал, а сразу врезал встающему Шмелю в нос. Шмель кувыркнулся вместе со стулом на пол. Еж неуклюже вскочил, обогнул столик и кинулся на гоблина. "Вот зараза медвежья, как я напился..." - промелькнуло у него в голове. Гоблин ушел от удара вниз, и живот обожгло страшной болью, Еж, мучительно выдохнув, упал на пол. Обернувшись вверх, он увидел, что и Шмель, и двое других гоблинов уже на ногах. Шмель подпрыгнул к ближайшему и коротко ударил левой, правой, гоблин упал, и следующий длинный удар левой пришелся в пустоту. Еж отчетливо услышал, как щелкнул локоть, выходя из сустава. Орк страдальчески перекосил залитое кровью лицо, крутнулся, уходя от удара сбоку, и ответил ногой. Горный, не будь дурак, пнул в голень каблуком, навстречу. Шмель упал. Двое гоблинов немедленно принялись месить его сапогами.           Воспоминания о том, как это больно, придали Ежу сил и он, проползя три шага, вцепился одному из гоблинов в пятку, навалился плечом в сгиб колена. Гоблин упал. Второй, шагнув через лежащего Шмеля к Ежу, уже занес ногу для удара, но, вдруг, взлетел куда-то в высь, влекомый неведомой силой. Это вернулся Пряник. Он держал здоровенного хулигана над головой, как куклу, одной рукой схватив за ворот куртки, другой - прямо за промежность. Бедняга визжал как резанный, стараясь при этом залезть Прянику пальцами в глаза. Пряник мотал башкой и прикидывал, куда лучше приземлить клиента. Увидев, что гоблин, уроненный Ежом начал подниматься, он с размаху ударил его по голове своим гоблином. Вышло неплохо, оба остались лежать.           Еж поднялся, держась одной рукой за край стола. Вторую прижимал к животу. Зал крутился вокруг него, лица глазеющих посетителей сливались в тошнотворное месиво, плотный воздух, наполненный запахом пота и перегара, с трудом пролезал в грудь. Сквозь гул в ушах откуда-то издалека доносился голос Пряника:           - Давай, пошли быстрее, сейчас здесь стража будет.           Йавин пыталась поднять грузного Шмеля. Тот елозил ногами по полу, залитому пивом пополам с кровью, стараясь опереться на хрупкое плечо девушки. Пряник заглянул в лицо Ежу:           - Ты идти можешь?           Еж кивнул и побрел к выходу на полусогнутых ногах. Нами, проводила его широко раскрытыми от страха глазами, потом нерешительно встала и, оглядываясь, пошла за ним.           На улице было уже совсем темно. Прохлада осенней ночи приняла корчившегося от боли и тошноты орка в свои спасительные объятья. "Сволочи, такой вечер испортили нам... - Еж почувствовал на плече руку подружки. - Вот курица, хоть бы идти помогла!"           - Ежик, с тобой все в порядке?           - Конечно в порядке, - прохрипел он, стараясь отыскать в душе остатки иронии, - пойдем, потанцуем?           Девушка неуверенно улыбнулась. Из трактира появился Шмель. Криво повиснув на плечах Йавин и Пряника, он бормотал что-то воинственное. Ушибленная нога у лихого бойца была поджата, как у курицы.           - Куда вы меня тащите, орки, пустите, я вернусь, наваляю горбатым по ушам!           Еж не выдержал и засмеялся. В животе немедленно рвануло болью. Он успел отвернуться, и его стошнило. Пряник, поудобнее перехватив руку Шмеля, повернулся к Нами:           - Тебе придется его проводить. А мы этого бойца до дому потащим.           Нами покорно склонила голову.           "Какая удача, что тут заборы везде. Есть, за что подержаться", - Еж осторожно переставлял ноги, не отрывая ладони от шершавых досок. Нами шла рядом, беспокойно заглядывая кавалеру а лицо.           - Ежик, может, на меня обопрешься?           - Не надо, все нормально, - ответил Еж и упал. Девушка неловко потащила его вверх за куртку. Совместными усилиями вернувшись в прежнее положение, они пошли дальше. "Да, не так я себе сегодняшнюю прогулку до дома представлял. Совсем не так... Ах, как больно! - думал Еж, держась рукой за живот. - Что они со мной сделали? У меня там все разбито внутри... Почему сейчас ночь? Я не хочу умирать ночью. Я всегда боялся умереть ночью, в темноте... Как все глупо. Глупо и не нужно получилось. Я не хочу умирать в городе. В городе, ночью, после пьяной драки. На улице, как собака. Хуже смерти придумать нельзя. Надо, чтобы днем, в лесу, в честном бою. На глазах у товарищей... Как плохо все вышло! Как я ненавижу это проклятый город!"           Когда показались ворота Миниковой конторы, тошнота и боль стали совсем невыносимы.           - Нами, иди, я сейчас.           Нами, в который раз, озабоченно заглянула ему в лицо.           - Тебе совсем плохо?           - Иди, я сказал! - "Тупая баба!", - остервенело подумал Еж, удивившись при этом, что до сих пор еще остались силы злиться.           Нами медленно ушла. Еж тихо выругался и засунул в рот два пальца. После того, как в животе опустело, стало немного легче. Сквозь выступившие от боли слезы, в желтом фонарном свете он с трудом нашел свою дверь и окликнул подружку, которая уже успела пройти дальше.           Маленькая каморка охранника при уютном свете свечи выглядела такой мирной, что растроганный видом родной кровати, Еж мысленно пообещал себе никогда больше не ходить по ужасным, отвратительным кабакам.           - Посиди тут пока. Я скоро приду.           Он вышел на задний двор, к колодцу. Нами, забравшись с ногами на кровать, стала рассматривать немудреный орочий скарб. Когда Еж, умытый и заметно ободрившийся, вернулся, она с интересом вертела в руках Довов рюкзак. Еж сел на стул напротив.           - Это мне друг подарил. Перед уходом.           Нами робко взглянула на него. Еж представил себе, как ужасно он сейчас выглядит: с красными глазами, отекшим лицом, весь измочаленный, грязный, как бездомная дворняжка. "А уж перегаром от меня несет, - лошадь свалить можно".           Он отодвинулся чуть подальше и, чтобы отвлечь внимание от своей внешности, начал тихо, задумчиво рассказывать о лесе. Про пугливых зверей, про первый снег, про верных друзей, которые никогда не дадут в обиду. Первые слова давались с трудом. В горле хрипело, дыхание срывалось, несколько раз пришлось остановиться, обхватив руками больной живот. Но Ежу казалось, что если он замолчит, все станет еще хуже. Опять заболит голова, нахлынет тягучая, изматывающая тошнота, а главное, было очень страшно, что Нами уйдет. Но она не уходила. Только сидела молча на кровати, закрыв прекрасные ноги кончиком одеяла, и слушала. Иногда подносила к лицу рюкзак, вдыхая запах прелой хвои и багульника. Ей было приятно. Слова Ежа сливались с ее собственными воспоминаниями, выстраивая между ней и сидящим напротив грязным, побитым пареньком, хрупкий мостик душевной близости. Мало помалу, его голос стал увереннее. Видение скользких от пива и крови истоптанных досок пропало, запах перегара исчез. Теперь перед глазами стояли величественные, могучие сосны. Маленькие розоватые цветы. Мягкий моховый ковер под ногами...           За окном занимался рассвет. Еж задул свечу и сел на постель. Нами при сером свете раннего утра казалась совсем не такой шикарной, как тогда, в таверне. "У нее морщинки у рта. И ногти обкусанные. Надо же, теперь только заметил..." Он посмотрел ей в глаза и поцеловал.                     Глава 7.                     В это утро опять приперся Ардарон Варосович. Еж наконец запомнил это дурацкое имя. Теперь, встречая хитрого дядьку, он без запинки выговаривал: "Здравствуйте, Ардарон Варосович!", а когда тот, благосклонно кивнув, скрывался в недрах конторы, Ежа неизменно одолевал приступ смеха. Вспоминался голос Миника: "Запомни, орче, этот человек, возможно, богаче всех моих клиентов вместе взятых. Денег у него хватит, чтобы купить всю мою контору, и меня самого, с потрохами". Еж, из уважения к хозяину, послушно кивал, тихо хихикая про себя. Во власть золота он не верил.           Ближе к обеду ворота напротив открылись, и на улицу вышел Пряник. Жутко скучавший Еж обрадовался.           - Прянь! Привет!           Пряник лениво подошел, пожевал скулами.           - Стоишь? Боец - храбрец, заваренный чабрец, - сказал он весьма неприветливо, - за что вчера Тасю побил?           Еж поморщился.           - Этого придурка Тася звали? Надо же, такое хорошее имя такому пяткогрызу досталось.           - Ты уж будь добр, поведай мне, чего вы там не поделили.           Говорить о вчерашнем было неприятно, но Пряник выжидательно смотрел, и рассказать пришлось.                     После бурной ночи, проведенной в кабаке, и не менее содержательного утра в постели с Нами, выходить на работу было совершенно невозможно. Но Ежа, естественно, никто не спрашивал. До конца торгов, бедняга томился у дверей, проклиная жестокость своего хозяина, неуместно яркое солнце, ну и, конечно, гоблинов, кабаки, пиво; города вообще, Дорталь в частности и все-все-все, что связано с вышеперечисленным. Живот болел, голова кружилось, страшно хотелось лечь или хотя бы сесть. Но охраннику, по каким-то дурацким правилам, полагалось нести службу на ногах. Единственное, что оставалось, - прислонится спиной к стене и, пока никого поблизости нет, закрыть глаза. Так Еж и поступил.           После окончания торгов, купцы расходились на редкость медленно. По крайней мере, ему казалось, что медленно. "Давайте, толстозадые, двигайтесь, ну!" - беззвучно стонал Еж. Перед глазами уже который час маячил призрак кровати, в прохладной, тенистой, до слез родной коморке. "Даже мыться не пойду. Спать, только спать!" Хозяин вышел, как всегда, последним. Смерив своего опухшего охранника недовольным взглядом, он собирался сказать что-то назидательное, но прочел на его лице чувства столь глубокие, что решил воздержаться. Не то из жалости, не то, руководствуясь инстинктом самосохранения. Еж, еле дождавшись, пока Миник выйдет на улицу, кинулся запирать за ним дверь. "Спать, спать!" - счастье было уже близко.           Еж захлопнул воротину, но та почему-то не захлопнулась. Озадаченный, он подошел вплотную и еле успел отшатнуться, - снаружи в дверь ударили ногой. По правилам, в таком случае полагалось смело вытаскивать оружие, кричать громким голосом, и рубить грабителей в капусту. Только в тот момент Еж соображал очень туго, поэтому просто отошел назад, озадаченно уставившись на входящего. Это оказался орк, чуть постарше самого Ежа. Орк был очень хмурый. И весьма здоровый.           - Привет. - Еж заглянул за спину посетителя, чтобы убедиться, что тот один. - Тебе чего?           - Ты Еж?           - Еж.           - Нами сегодня у тебя ночевала?           - Ну, можно так сказать. - Он по-прежнему ничего не понимал.           - Ну, раз можно, тогда получи! - Вошедший размахнулся и треснул Ежа в челюсть. Удар оказался удивительно слабеньким, Еж даже не пошатнулся, несмотря на то, что и так еле стоял на ногах.           - Слушай, друг, ты что, сов...           Вторая плюха была чуть посильнее. Парень замахнулся в третий раз. Еж решил, что уже хватит и ударил ногой навстречу. Тяжелый форменный ботинок охранника погрузился в брюхо агрессора, заставив его согнуться пополам. В принципе, на этом можно было бы завершить конфликт, но Ежиковы нервы не выдержали. Бессонная ночь, драка, пьянка, безумная любовь, смешавшись вместе, довели сознание непривычного к такой жизни орка до полного истощения. А пришедший на разборки рогоносец выбил опорный камень из трещавшей по швам запруды.           Еж прогнал бедолагу по всей улице, отвешивая такие затрещины, что, будь парень чуть подохлее телесами, он, наверное, скончался бы на месте. Ежиковы мозги на тот момент окончательно отключились, тело работало само по себе, четко и аккуратно, как учили на тренировке. Он потом еще долго удивлялся, как удалось не поломать себе кисти, поскольку, в нормальном состоянии, удары такой силы давали нагрузку гораздо большую, чем могли вынести руки.           Когда нежданный гость в конце-концов упал, заливая кровью камни мостовой, Еж пришел в себя. В голове было пусто, до прозрачности. "Ну и зачем я это сделал? - он равнодушно посмотрел на ползающее у ног тело, - "надо извиниться, что ли... да нет, полный идиотизм выйдет..." Сказать, все-таки, что-то полагалось. Еж нашел выход:           - Теперь Нами - моя, понял? Еще раз тебя около нее увижу - убью.           "Ну, пусть хоть так будет. Не зря же я его, в самом деле, отметелил? Будем считать, что за женщину дрались", - думал он по дороге домой. На него глазели, поэтому пришлось прибавить шаг. Только теперь Еж заметил, что его лицо тоже в крови. "А, придурок, - он вытер рот рукавом куртки, - хоть бы драться нормально научился. С два меня размером, а удар, как у курицы..."                     Впрочем, детали происшествия Еж особо не расписывал, так, в общих чертах объяснил. Пряник выслушал рассказ молча. Потом неопределенно хмыкнул и пошел обратно, к себе. Уже заходя внутрь, он обернулся:           - Ты ему нос свернул, выбил три зуба и половину ребер поломал. Теперь он дома лежит. А Нами ему повязки меняет.           - Она жена его, что ли?           - Сестра она его, псих ты несчастный.           - А чего он тогда... - дверь за Пряником захлопнулась, - кидался-то на меня? - закончил Еж себе под нос. Он вернулся к двери в зал и, опустив голову, прислонился к стене. Чувствовал он себя, мягко говоря, неуютно. "Ага. Сестра... - растерянность сменилась жгучим стыдом. - Вот я и подрался. Зашибись вышло..." Еж не знал, что переживает мясной кабанчик после кастрации, но предполагал, что нечто похожее.                     Когда окончились торги, купцы разошлись. В зале остались только хозяин Миник, Ардарон Варосович и Дори, один из ребят - рисовальщиков. Они уселись за один из длинных столов, расставив на нем кружки. Миник заговорщицки подмигнул и вытащил из стенного шкафа большую оплетенную бутыль. Вино нежно забулькало, покидая зеленое горлышко.           - Ну, Ардюша, ты сегодня выдал! И как тебе это удается?           Хитрый мужичонка с довольным видом развалился на стуле.           - Система, мой дружочек. Любишь деньги - не доверяй чувствам, доверяй разуму. И тогда они полюбят тебя в ответ.           Миник восхищенно покачал головой.           - Да, ты у нас просто гений! Я даже не буду спрашивать, как тебе удается так момент подгадать.           - А я секрета и не делаю. Все дело в гладкости. Человеку нужно, чтобы гладко было. Так глаз лучше видит. Варосович взял мелок и подошел к одной из досок.           - Смотри, вот у нас ломаная по ценам сделок. По ней можно однозначно сказать, куда показывает направление рынка?           - Если бы можно было сказать, мы уже все богачами были.           - Ага. - Мужичонка провел волнистую кривую, приблизительно повторяющую движения зигзага. - А так? Правильно, так лучше видно. А теперь на дневных. - Он отошел к другой доске и проделал ту же операцию. - Теперь смотрим. Средняя по дневным пересекла ломанную сверху вниз - раз. Средняя по сделкам также пересекла ломанную в том же направлении - два. Две мало, допустим, есть еще одна кривая по часам. Если все три сделали одинаковой пересечение - сигнал на покупку. Разное - ждем. В обратном направлении - продаем. Ну, это так, к примеру. Чего уж проще? А эти игроки-лотерейщики, что сидят тут у тебя здесь, все вершину стараются поймать. А как ее поймаешь? Да никак. Надо вместе с ценой двигаться.           Миник весело почесал затылок и налил еще по одной. Дори, замерев, слушал речь легендарного мэтра, стараясь не упустить не слова.           В зал вошел Еж. Время работы уже закончилось, а хозяин все не уходил. Миник посмотрел на вошедшего и невольно прижил к груди бутыль: выражение лица у Ежа было такое, что вино могло просто-напросто скиснуть.           - Ты чего такой, а? Обокрали тебя, что ли?           Еж подошел к столу.           - Хозяин, вы надолго еще?           Ардарон отошел от доски и сел обратно за стол:           - Пусть парнишка с нами посидит, выпьет. Давай, малыш, бери стакан.           Делать было нечего, пришлось пить. Чтобы хоть как-то отвлечься от мыслей про вчерашний "подвиг", Еж принялся расспрашивать молодого рисовальщика про содержимое досок. Тот объяснил:           - Это цены на пшеницу, овес, рожь и гречку. Купцы покупают их друг у друга, каждая сделка фиксируется точкой на доске.           Еж повертел головой, чтобы убедиться, что по углам не валяются мешки с зерном.           - А где оно все?           Дори засмеялся.           - Так они же на бумаге покупают. А потом, после истечения срока контрактов, отгружают друг другу со склада все, что должны.           Еж озадачился. Дори, обнаружив в нем благодарного слушателя, принялся излагать принцип действия фьючерсного рынка. Двое старших снисходительно слушали сбивчивую речь парнишки. Еж сначала молча разглядывал доски, а потом спросил:           - А вот эти прямоугольнички - это чего?           - Это свечи называется. Верхний кончик - наибольшая цена за период, нижний - наименьшая, узкие стороны прямоугольников - цены начала и конца периода. Закрашенный - движение было вверх, пустой - вниз.           - А волнистые линии - это чего?           Дори покраснел и оглянулся на мэтра.           - Это нам Ардарон Варосович объяснял, как движение цены толковать. Где она вверх, где вниз.           Варосович снисходительно улыбнулся, поставил стакан и перебил рисовальщика:           - Ну хватит малышу голову морочить.           Еж огорчился. "Думает, что я все равно не пойму. Так мне и надо, нечего было из себя идиота корчить. Прикинулся тупым - теперь не выпендривайся..." Он хмуро продолжал разглядывать картинки на досках. Потом спросил:           - А эти цены, они между собой как-то связаны?           Миник поднял осоловевшие от хмеля глаза:           - В каком смысле?           - Ну, если цены на пшеницу, овес и... чего там еще? Гречку, допустим, падают и растут одновременно, то можно было бы попробовать поймать разницу в отставании. К примеру, гречка и овес выросли, а пшеница все не растет. Но, так как они связаны, мы знаем, что пшеница тоже должна вырасти. И, соответственно, покупаем. А?           Все трое непонимающе уставились на Ежа. Спустя несколько мгновений у Миника сделалось такое лицо, как будто бы у его охранника неожиданно выросли рога. Сразу за ним, Дори тоже открыл рот и выпучил глаза. Один Варосович остался спокоен. Разве, что пальчики выбили на кружке коротенькую дробь, да хитрая улыбка стала слегка растерянной. Ежу стало страшно неловко. "Ну, кто меня за язык тянет! Опять что-то не то сморозил". Он поднялся:           - Хозяин, спасибо за вино, но можно я пойду, у меня тренировка скоро?           Хозяин молча кивнул, и Еж поспешил удалиться.           Когда за ним хлопнула дверь, Варосович почесал ногтем бровь. Варосович глотнул винца. Варосович обернулся к Минику:           - Ты этого парнишку от себя не отпускай, добрый тебе совет.                     Глава 8.           Девчонку встретил - быстро ей Показывай язык. Пускай не думает она, Что ты в нее влюблен.            Г. Остер           В окна хлестал ледяной дождь, капли сливались в маленькие ручейки, стекали вниз, причудливо извиваясь, как резвые, прозрачные змейки. Если смотреть изнутри, казалось, что загадочный, невидимый художник рисует на холодном стекле какие-то сумбурные, никому непонятные картины, сменяя их быстро-быстро, одну за другой.           Предсказания Пряника начали сбываться: когда Тяпкина группа перешла заниматься в зал, "в связи с естественными причинами", - как выразился сам Тяпка, начали вплотную отрабатывать ударную технику. Хотя инструктор следил, чтобы подопечные не увлекались, работали медленно и осторожно, к концу занятий, все равно, морды у половины ребят были заметно помятые.           Еж, возвращаясь домой, с каким-то извращенным удовольствием разглядывал в маленьком зеркале разбитый рот, черные пятна на груди и ребрах, многочисленные ссадины. "Так тебе и надо - думал он, - это тебе не Тасей всяких беззащитных лупить. Боец - огурец, вилы тебе в зад..." По дороге домой, он снимал куртку, подставляя злому осеннему дождю горевшее от боли и усталости тело. Когда дождя не было, приходилось выливать на себя ведро воды из колодца, чтобы легче было отдирать присохшую на кровоточащих местах рубашку. Больше все страданий причиняли разбитые по неопытности кулаки. Пальцы не слушались, процесс одевания и раздевания занимал порой больше времени, чем ужин или завтрак.           Впрочем, физические муки не слишком беспокоили Ежа. В скором времени боль привела за собой некоторый опыт и осторожность, количество травм заметно уменьшилась. Зато чувство вины перед Нами и ее братом наоборот, как будто выросло, заполнив собой всю грудь, как отвратительная, постоянно ноющая опухоль. С того самого утра, когда она ушла из Ежиковой коморки, они больше не виделись. Сам Еж никак не мог набраться смелости и придти к девушке с повинной. Да и, по правде, это казалось ему затеей безнадежной и, в сущности, никчемной.           После тренировки пошли в гости к Прянику. По дороге решили, что было бы весьма неплохо промочить горло, и Шмель был делегирован в ближайшую забегаловку за "сугревом". Пока его ждали, Еж сбегал к себе переодеться. А когда вернулся, Пряник уже был не один. За столом, напротив камина, сидела Йавин, закутав плечи волчьей шкурой, и хлебала из кружки что-то горячее. Над огнем сушились две куртки - ее и Пряника. Еж встретил Йавин впервые, после той памятной ночи в кабаке, поэтому слегка смутился. Видимо, от неожиданности. Он сел за стол напротив.           - Привет. А где твой друг? Утонул по дороге?           Девушка спокойно посмотрела в глаза Ежу.           - Привет, Еж. Это ты про кого?           - Ну как про кого, про Шмеля. Он ведь твой друг?           - Насколько я знаю, он и твой друг тоже.           - А вы разве с ним не... эээ...           - Нет, Ежик, мы не "эээ".           Еж, неожиданно для себя, обрадовался. "Надо же, оказывается, она мне тогда понравилась сильнее, чем я думал. Хотя, чего я слюни распустил, не может быть, чтобы у такой девочки никого не было..." Пряник поднялся.           - Пойду, схожу за нашим общим другом. А то может ему помочь надо.           Йавин обеспокоено встрепенулась. Пряник, одевая не досохшую куртку, усмехнулся:           - Помочь, в смысле бутылки донести, - и вышел.           Еж посмотрел ему в след. "Наверное, надо было с ним. Но чего-то я устал сегодня. Неохота тащиться". Он лег локтями на стол и, улыбаясь, уставился на Йавин. Та вопросительно подняла брови.           "Какая же все-таки она красивая..." Еж уперся подбородком в сплетенные пальцы.           - Йавин, откуда у тебя такое имя? Это не орочье слово.           - Правильно. Это по древнегоблински. Переводится как "та, что дает в глаз за дурацкие вопросы".           Еж пропустил сарказм мимо ушей.           - А что, у гоблинов раньше был другой язык?           - А ты как думал?           - А я думал у нас с ними один язык. С самого начала так было.           - С самого начала были мамонты, - строго сказала девушка.           - Кто?           - Мамонты. Зверушки такие, большие и лохматые.           Еж не мог понять, издеваются над ним или нет. Йавин с серьезным лицом подошла к камину и налила себе вторую кружку травяного отвара. "Вот девка, ужас. Две минуты с ней общаемся, а я уже чувствую себя полным идиотом..."           Единственное, на что может опереться настоящий мужчина в такой ситуации - уверенность в себе. Те кто не имеет таковой в достаточном количестве, вполне может заменить ее наглостью, хотя это, конечно, не самый достойный вариант.           Памятуя, что лучшая защита - нападение, Еж подошел к Йавин. Она спокойно подняла голову. Первоначальный замысел - обнять девушку, сказать что-нибудь неприличное, а потом, возможно, даже поцеловать, с треском провалился. У него даже не хватало смелости поднять руки. Если до этого он чувствовал себя просто-напросто идиотом, то теперь, под взглядом серых и величественных, как скалы, глаз, он был просто маленькой раздавленной мухой на гигантском оконном стекле. Появилось неодолимое желание встать на четвереньки и тихо заскулить, в надежде, что хозяйка удостоит своего непутевого питомца хотя бы пинком под брюхо. Йавин, чуть заметно усмехнувшись, села за стол. Ощущение пропало.           "Что же это со мной творится? Орки добрые, да она же меня просто на куски поломала, в порошок стерла одним взглядом..." - Еж в полной прострации вернулся на свое место. Перед ним, кутаясь в облезлую волчью шкуру, снова сидела маленькая, симпатичная орчица с большой кружкой в руках. Картинка мирная, славная, может даже уютная, но не в коей мере не величественная. "Что на меня нашло? Девка как девка, ничего такого..."           Еж молчал, не зная, как продолжить разговор. В этот момент в комнату с грохотом вломились два грязных, шумных и заметно пьяных субъекта.           - Вот они где у нас, устроились тут в тепле и сухости! А я... - Шмель стукнул себя кулаком в мокрую грудь, из которой на всех полетели брызги, - я, не щадя сил, добываю, вам, бездельникам ее... э-э-э... влагу жизни!           Еж быстренько забрал у него сумку с бутылками, чтобы герой-добытчик не разбил их ненароком. Пряник пошел снимать куртку. Шмель сделал трагичное лицо.           - И никого! Никого нет рядом! Все кабатчики, помойные крысы, позакрывали свои грязные норы. Они это сделали специально, чтобы мы умерли от засухи и утонули в дожде. Но нет! Шмель не сдается просто так! Я нашел! Я добыл! - он сделал шаг вперед, поскользнулся и упал.           При виде этого зрелища, мускулистое, стрелонепробиваемое лицо Пряника растянулось в улыбке. Он неуверенной походкой приблизился к товарищу и аккуратно поднял его за ворот. Как только голова рассталась с полом, Шмель начал заново:           - И никого...           Прянику, наконец, удалось установить оратора в вертикальное положение. Шмель оглянулся на него, как будто видел впервые, потом спохватился и обнял могучие плечи короткой ручкой.           - Да! Никого! И только верный друг пришел мне на помощь!           Пьяные глаза Шмеля остановились на Йавин.           - Ага! Вот она, наша подруга, которая спасла нас всех!           Он кинулся обниматься. Йавин в последнюю секунду скользнула в сторону, чудом избежав мокрых, хоть и весьма горячих объятий. Шмель перелетел через лавку и снова растянулся на полу. Огромный орчище, икая от смеха, перенес товарища на кровать, где тот почти сразу заснул.           Устрашающе веселый Пряник разлил оставшееся вино по кружкам и завывающим, ни капельки не музыкальным, голосом, затянул песню:                     Эх, а мы собрались у реки!           Ух, блестят на солнышке клинки!           Мы пойдем-пойдем теперь в поход,           Разбегайся, мягкопузенький народ.           Эх, а то опустится топор!                     На словах "эх" и "ух" Пряник притоптывал тяжелыми сапогами, отчего вся мебель в комнате жалобно скрипела. Йавин с песней была знакома, поэтому слушала эти грозные вопли весьма равнодушно. Другое дело Еж, - он даже раскрыл рот от удивления...                     Ах, в горах обвалы зашумят!           Йых, да мы порубим всех подряд!           Скоро-скоро крыс пещерных разнесем,           И под скалами, как по лесу пойдем.           Ох, да как опустится топор!                     Пряник охрип и припал к спасительной кружке.           - Что это за песня такая? - спросил обалдевший Еж.           - Говорят, что со времен Войны за Север осталась, - ответил Пряник между глотками, - но я так думаю, что врут...                     Расходиться начали лишь глубокой ночью. Еж весь вечер смотрел на Йавин. Каждая улыбка, каждое движение, каждое слово, произнесенное хрустальным голоском, вызывали у него восхищение. Когда Пряник, наконец, предложил завязывать, несчастного влюбленного одолел страх, что девушка сейчас уйдет и все, он больше никогда ее не увидит.           - Йавин, - сказал он уже на улице, - ну куда ты сейчас пойдешь, а? Холодно, грязно, хулиганы в подворотнях...           - А ты что предлагаешь?           - Останься у меня, - Ежиково сердце на секунду остановилось. А потом звонкий смех полоснул по нему жестокой, кровожадной бритвой.           - Спасибо, как-то не хочется. Я же не Нами тебе.           "Вот и все. Теперь самое время прощаться", - подумал Еж. Но сил не хватило. Страдая от унижения, он пробормотал:           - Ну, можно я хоть провожу тебя?           - Ну, проводи.           Они шагали по мокрым пустым улицам, разбивая подошвами отражения луны в черных лужах. Фонари, на удивление, горели все до единого. Угловатые силуэты домов и вывесок выглядели немного странно, даже таинственно. Вообще, ночной город был похож на большую, пустую берлогу, - знаешь, что секунду назад здесь кто-то жил, воздух еще хранит очертания движущихся тел и хочется оглянуться, ожидая, что вот-вот этот кто-то появится. Впервые Еж подумал, что город тоже может быть по-своему красив. Когда пуст.           Йавин шла, не оборачиваясь, и он волочился следом, как кусок собачьего помета, приставшим к лохматой песьей заднице. Нужно было просто повернуться и уйти. Так просто. И так тяжело. Пока несчастный влюбленный боролся с самим собой, прогулка закончилась. Йавин открыла дверцу.           - Ладно, Ежик, спокойной ночи тебе.           Еж пришел в такое отчаяние, что окончательно растерял остатки гордости:           - Слушай, тут так холодно, темно. Можно я у тебя переночую?           Девушка открыла рот, чтобы добить поверженного в прах ухажера последней ехидной фразой, но, взглянув в полные муки глаза, внезапно осеклась. Грустно вздохнула:           - Ну, что поделаешь, заходи.                     Глава 9.                     Возможно, у Нархи существовала какая-то система по соотношению природных условий и тем для занятий, потому что в день, когда выпал первый снег, начали работать с клинковым оружием. Инструктор приволок охапку недоброго вида железок и свалил их в угол. При виде этой кучи Шмель застонал, как раненый, а Пряник кровожадно ухмыльнулся. Еж сначала ничего не понял. Ему объяснили. Потом даже показали.           - Работаем медленно! Мед-лен-но! - надрывался Тяпка, - Шмель, еще раз так махнешь, я тебе его в зад затолкаю!           Железки, при ближайшем рассмотрении, оказались макетами мечей. Естественно, никаких лезвий, рукоятей и прочего баловства не было, просто полоски железа с крестовиной. У некоторых, в качестве баланса, на том конце, за который держат, крепилась свинцовая блямба.           - Так, кто там у нас, Годри, возьми Ежа и объясняй ему. Чего? Все объясняй, с самого начала. Нет, вон туда, в угол отойдите.           Еж задумчиво вертел в руках полоску ржавого металла. Вдоволь наглядевшись, он взмахнул ею под самым носом у напарника с такой лихостью, что тот, почесав макушку, побежал в тренерскую за перчатками и щитками. Для себя.           В природе любого разумного существа заложен необъяснимый феномен: стоит кому-нибудь взять в руку холодную сталь, как он тут же начинает ощущать себя большим и страшным. Причем, как правило, чем существо слабее и неопытнее, тем большую уверенность придает ему оружие. В обыденной жизни этот факт большой роли не играет: ведь, чтобы там не думало о себе это самое существо, в бою всем на это будет наплевать. А вот для учителей и тренеров данный казус являлся сущим наказанием...           - Еж, послушай, не надо так лупить. Ты только меня покалечишь или сам поранишься. Медленно работай, осторожно. Как правило, когда ты слышишь свист, - значит удар плохой. Клинок издает звук только при сильном размахе. Размахов здесь, как и в кулачном бою, быть никаких не должно. По крайней мере, тяжелым клинком. Давай мы с тобой вот такое упражнение поделаем...           Годри, парень и без того тихий, совсем засмущался. Еж подсознательно принимал эту деликатность за робость и, помимо воли, ускорялся, начиная вкладывать совершенно не нужную силу в неуклюжие свои движения. Годри очень вежливо останавливал лихача, просил начать заново.           Лишь под конец тренировки Годрино терпение лопнуло. Когда Еж, размахивая железякой, прижал его в угол, он чуть крутанул свой клинок, и меч напарника вылетел из руки, противно брякнув о стену. Движение вышло почти не заметное, но в ту секунду, когда это произошло, Годри выглядел так, будто на месте долговязого скромняги появился кто-то совсем другой, сильный, опытный и безжалостный. Ежу стало стыдно за свою дурную резвость. "Да, мне до его уровня еще далеко. Ради одного такого движения нужно лет десять заниматься, не меньше..." Годри протянул Ежу свою болванку, а сам поднял упавшую. Грустные серо-голубые глаза смотрели с укоризной.           - Еж, я еще раз повторяю. Скорость придет потом. А когда станешь действительно серьезным бойцом, - опять уйдет. Потому, что будет уже не нужна.           - Как так?           - Так. - Пожал плечами Годри. - Хороший воин никуда не торопится и всюду успевает. Давай мы с тобой еще одно упражнение попробуем...           - Ты себе дома такой мечик сделай и работай, - продолжил он уже в раздевалке. - Всегда есть упражнения, которые можно делать одному. Вот и занимайся, если хочешь группу догнать. Вспоминай, что на занятии проходили. Повторение - мать учения. Во всяком случае, уж точно не дальше двоюродной сестры.           Годри улыбнулся. Улыбка вышла кривая. Только сейчас Еж обратил внимание, что лицо у парня очень асимметрично: правый клык заметно больше, чем левый, перекошенные скулы и глаза разной формы. Пряник, по дороге домой, объяснил ему:           - Насколько я знаю, дело так было. Он, еще маленький, решил в одиночку медведя добыть. Вырыл зимой яму у берлоги, а весной косолапый туда свалился. Этот герой давай его вытаскивать, живьем, представляешь? Ну, а тот его, с перепугу, и шмякнул по башке. Как уж он потом домой добрался - не знаю. Но выжил, ничего вроде. Только морда кривая осталась... Вообще, Годри, конечно, тот еще деятель. В заварушке той, пять лет назад, вместе с со своим приятелем, таким же психом, пошли вдвоем начальника горкинской охраны ловить.           - На Каменную Горку?           - Ну да! - Пряник ухмыльнулся, - зрелище было: самый крутой кабак в районе, битком набитый бандюками тамошними. Все бухают. Музычка. Шеф ихний, гоблин, кстати, расслабляется с бабами. Праздник, в общем, идет. Тут на пороге появляются две эдакие хари, с мечами наголо, тормозят лабухов и спрашивают: "Кто тут, мол, из вас начальник охранного, етить его с заду, профсоюза?" Там все офигели, конечно, а эти продолжают: "Товарищи урки, если вы отдадите нам вышеназванного перца, до утра, возможно, доживете. Хоть мы и не обещаем".           - И чего?           Под ногой хрустнул первый тонкий ледок. Пряник, остановившись, посмотрел вниз, на блестевшие от подтаявшего снега камни мостовой. Задумался.           - Осень уже. Пора носки шерстяные доставать.           Еж нетерпеливо толкнул товарища в плечо:           - Дальше-то, что было?           - В общем, когда мы в том кабаке появились, даже подойти к ним сразу не смогли. Все трупами было завалено. Мебелью разломанной. Годри отбивался от оставшихся, а дружок его загнулся уже к тому времени. Зарубили его...           - Надо же! А мне сначала он таким тихим показался.           - А он и есть тихий. И дерется так же тихо. Но лихо. Нет, конечно, если бы тогда народ в кабаке трезвый был, я думаю, покрошили бы нашего бойца на тонкие ломтики. А так - двое тренированных ребят, в полном доспехе, с мечами, против толпы поддатых, неорганизованных хулиганов. Если бы среди них охранников этого директора не было, так вообще все бы аккуратно вышло.           - А ты не знаешь, он вообще-то откуда?           - Годри? Из леса, Ежатина, из леса. Как и все мы. Ладно, давай, орчище, не кашляй.           Еж, попрощавшись с Пряником, повернулся к воротам своей конторы. Перед ними стояла девушка, в длинной лисьей шубе. "Нами?!" Он подошел.           - Привет. Честно говоря, не ожидал тебя здесь увидеть.           - Мне не стоило приходить?           - Нет, что ты! Прости, я так растерялся. Давай зайдем.           Внутри было тепло - хозяин на дровах не экономил. Еж помог девушке снять меховые облачения, а сам побежал за водой. Когда он вернулся, она уже забралась на кровать, сняв свою шубу и красивые дорогие сапожки. "Прямо как в тот вечер. Только тогда было все просто. Теперь все сложно..." Он набрался храбрости и спросил:           - Как там Тася?           - Нормально. Живой.           "Начало не очень. Эх, зараза медвежья, даже не знаю, что сказать-то..." Нами, почувствовав его замешательство, продолжила сама:           - Понимаешь, той ночью, так все вышло... В общем, я пришла домой - у меня истерика началась. Ну не знаю, просто так, как-то... много всего случилось... А Тася начал спрашивать, где я была. Волновался очень. А я, дура, начала ему объяснять, что у тебя. Он не дослушал и убежал. Я потом найти его пыталась. А вечером он сам пришел, избитый весь...           Еж почувствовал, что сейчас заплачет от стыда. Сглотнув комок в горле, он хрипло сказал:           - Прости меня.           - Да нет, это я виновата. Зачем я стала ему рассказывать...           В последних словах послышались слезы. Еж встал перед кроватью на колени и уткнулся лицом в ноги любимой. Нами, уже сквозь плачь, продолжала лепетать что-то бессвязное, ероша короткие Ежиковы волосы. Только Еж не слушал, что она говорит, потому как его мысли уплыли совсем в другое русло. "Вот это ножки, а! Это же счастье какое-то, а не ножки! Моя... - он поднял голову и посмотрел в трогательные, зареванные глазки. - Гм. Свинья я все-таки... Но какие ножки!"                     Под утро, когда они лежали на спине под одеялом, Нами вдруг повернулась на бок и спросила:           - А ты тут без меня ни с кем не гулял, а?           "Начинается. Ну почему эти бабы спокойно не могут радоваться жизни? Сами не могут и нам не дают. Ладно, лучше уж я ей сам расскажу, чем другие..."           - Я у Йавин один раз ночевал.           Нами подняла брови:           - Вот как?           - Да ты не напрягайся, у нас не было ничего. Я к ней приставать ночью начал, а она меня выгнала. Так, что повода для расстройства нет, - сказал он успокаивающим тоном. Личико девушки вытянулось, глаза широко распахнулись:           - Ну, ты наглец! Значит, нет повода?           - Нету, нету. - Еж полез обниматься. Нами возмущенно отбивалась.           - Нет, каков наглец! Стоит отвернуться, он уже к другой пристает! Правильно она тебя выгнала, я вот сейчас тоже выгоню!           Ему, наконец, удалось ее поцеловать. Нами на секунду притихла, потом снова завелась.           - Бессовестный! Отстань от меня! Вы, мужики, вообще, кобели все, как один!           Еж довольно улыбнулся.           - Что поделаешь, такая уж наша сущность. Иначе вымерли бы давно.                     Глава 10.                     После того, как в результате разлома, обвала или землетрясения образуется новый скальник, поверхность его абсолютно чиста. Проходит какое-то время, и на сером камне появляется тонюсенький не заметный глазом налет пыли. Уже на этой стадии процесс сложно повернуть вспять, даже если вымыть шершавое тело скалы мыльной тряпкой. Такова природа природы. Если есть хоть самый микроскопический слой подходящей почвы, одного лишь слова достаточно, чтобы напрасная надежда пустила в сердце свои убийственные корни. Вот уже на некогда безжизненном кварце растет слой мха. Мелкие цветочки, дикая малина. Можете не сомневаться - еще лет десять и появятся деревья. Сначала хилые корявые березки. Потом более уверенные в себе ели. А когда проклюнется семечко могучего кедра, то огромной, вечной, казалось, скале пришел конец.           Ма-а-аленькое семечко. Огро-о-омная скала. Чего уж тут говорить о простых смертных!                     - Ну что поделаешь, заходи.           Еж не мог поверить своим ушам. Он осторожно вошел в темную прихожую, все еще опасаясь какого-то подвоха. Йавин прошипела в самое ухо:           - Тихо! Дедушку не разбуди!           Еж представил спящего дедушку и их самих, крадущихся в таинственной темноте комнаты. Ему стало весело.           - Я надеюсь у тебя своя комната? - так же заговорщицки прошептал он.           - Да.           Они прошли в какую-то дверь, Йавин захлопнула ее и зажгла светильник. Еж, вновь увидев перед собой складную фигурку девушки, совсем потерял голову от счастья. "Моя! Моя!" Хотелось прыгать, биться головой о стены, выть и колотить по столу деревянным молотком. Сердце стучало так, что все вокруг прыгало в такт бешенному пульсу. "Моя!" Йавин, тем временем, совершенно не обращая внимания на состояние своего приятеля, спокойно расстилала постель. Повернувшись, она уткнулась в его масляные глазки.           - А ты чего обрадовался? На полу спать будешь.           Еж, совершенно не воспринимавший орочью речь, только согласно кивнул, не в силах даже открыть рта. Йавин подозрительно посмотрела на него, потом подошла к шкафу и выбросила из него три скатанных в рулон шкуры.           - Этого тебе хватит?           Он снова кивнул. Девушка сняла ботинки.           - Отвернись. Отвернись, я сказала!           Отворачиваться Еж уже не мог. Даже если бы очень захотел, тело все равно бы не послушалось. Оно уже жило своей жизнью, совершенно отдельно от сознания. Йавин перехватила его руки на полдороги и нахмурилась.           - Будешь себя плохо вести, - на улицу пойдешь.           Он, все еще ничего не соображая, покорно расстелил шкуры и улегся. Йавин задула огонек.                     Пряник зажимал пальцами края ранки, чтобы кожа на лбу не начала расходиться дальше, но кровь еще продолжала течь.           - Подорожником надо. Пожевать и приложить. - Шмель с умным видом старался заглянуть под Пряникову руку. Тот оскалился на него:           - Ну, иди, принеси мне подорожник, етить его с заду, из под снега выкопай.           Подбежал Нарха.           - Чего тут у вас? Шмель, это ты ему заехал? Я вам сколько раз говорил, медленно работать? Ладно, я за нитками сбегаю, а ты, рубака, воды вскипяти. Бегом, понял?           Шмель, сделав два шага, оглянулся:           - Все что не делается, все на пользу. Лучше здесь болванкой, чем потом настоящим мечом в бою так прилетит, - и убежал.           Пряник сел на одну из низких лавочек, стоявших вдоль стены зала. Ребята, остановившиеся, чтобы узнать, что случилось, вернулись к упражнениям. Только Еж не пренебрег случайной возможностью отдохнуть. Он извинился перед напарником и сел рядом с Пряником.           - Как это он тебя?           - Терпения ему не хватает. Вроде толковый парень, а все торопится куда-то. Никогда не увлекайся, Еж. Бывают случаи, когда нужно остановиться и подумать.                     "Что за баба, а? Ну, зачем было меня приглашать, если все равно в постель не пускает? Дурная какая-то. Ужас, я так ее хочу, что просто помру сейчас. Сдохну..." Он открыл глаза и стал смотреть в потолок.           Стоящий рядом с домом фонарь заглядывал в полураскрытое окно бесстыжим желтым глазом. Все вокруг делилось на черное и золотое, словно одеяние злого короля из сказки. Прямо перед глазами измученного Ежа, на фоне светлого пятна, вырисовывался нелепый искаженный силуэт, непонятной формы. "Чего это такое, интересно? Кошка на заборе сидит, что ли? Да нет, ветка просто. Или... не знаю, даже". С улицы в комнату проникал холодный ночной воздух, все еще полный дождевой влаги. Дышалось легко. Но Еж все равно потел. Во рту ужасно пересохло, в висках не затихал отвратительный стук. "Теперь я понимаю, что значит "любовная лихорадка". Наверное, она у меня и есть. Интересно, от нее умирают? Если да, то мне уже пора окочуриться. Самое время". Еж начал засыпать. Мысли все еще бродили в голове, но уже так, сами по себе, без всякого порядка. "Вот. Я умираю от любовной лихорадки..." - подумал он, закрывая глаза. В этот момент спящая Йавин на кровати зашевелилась и, тихо вздохнув, повернулась лицом к стене. Этот звук вызвал внутри Ежа новый взрыв страдания. Сердце, обливаясь адреналином, тестостероном и выпитым за вечер алкоголем, заныло от напряжения. "Нет, так невозможно". Сам не заметив, как это вышло, он очутился в постели. Замирая от восторга, он обнял девушку и поцеловал нежную, беззащитную шейку. Йавин, не просыпаясь, перевернулась на спину. Еж, приняв это за молчаливое согласие, перешел к решительным действиям. То есть он хотел перейти, но не успел, потому, что Йавин проснулась. Маленькая, но на удивление крепкая ручка уперлась в Ежову слюнявую морду и толкнула с такой силой, что горе-любовник перелетел кубарем через всю комнатушку и врезался в шкаф. Из шкафа с грохотом посыпалось. За стенкой скрипнула кровать. Йавин в долю секунды сообразила, что к чему. Мгновенно вылетев из постели, она зажала Ежу рот. Пока тот, оправляясь от потрясения, мотал головой, Йавин напряженно вслушивалась в шум за стенкой. Когда скрип затих, она тихо сказала:           - Тебе чего, места мало на полу?           Еж что-то несчастно промычал сквозь пальцы.           - Чего? - девушка убрала руку.           - Мне холодно...           Йавин посмотрела на стоящего перед ней взрослого орка и усмехнулась. Еж, внезапно, с полной ясностью осознал, до каких глубин унижения он опустился. Страсть отошла на второй план, по жилам хлынула ненависть. "Моя!" Девушка почувствовала произошедшую в нем перемену и смутилась. Она села на постель, инстинктивно поджав под себя босые ноги. Еж почувствовал, как стягивается на лице кожа, открывая взорам любопытных прекрасные, крепкие клыки. "Вот так ей полагается сидеть. Именно так, никак иначе. А через секунду войдут два Ягодиных гоблина. Только теперь я их просто так не отпущу. В этот раз они умрут..."           - Еж, тебе плохо? - в голосе Йавин слышалась легкая тревога. Но никакого страха.           Он зарычал и шагнул к кровати. На счастье их обоих, в комнате оказалось достаточно светло, чтобы перед тем как броситься на свою добычу, Еж успел увидеть ее бездонные, спокойные глаза... Нырнув в ледяную воду горной реки, он ударился грудью о твердое дно...           Будь в комнате чуть потемнее, дело могло кончиться совсем плохо, а так, несчастный Еж просто свалился на колени, обхватив голову руками. "Что я делаю! Почему, зачем?" Он медленно поднял с пола свою сложенную горкой одежду и вылез прямо через окно. Йавин проводила его удивленным взглядом.                     Не дожидаясь конца тренировки, Шмель побежал в кабак, за пойлом, чтобы хоть как-то замазать свою оплошность перед Пряником. Тот сказал, что ждать не будет, и велел приходить прямо к нему домой.           - Все равно этот деятель меньше часа не прошляется. Ему ж надо все попробовать перед тем, как купить. Лишь бы искать его потом не пришлось.           Еж, прекрасно изучивший Шмелевы повадки, в Пряниковых словах не сомневался. Они шли по улице, покрытой грязным, разъезженным снегом. Пряник выглядел, как боевой командир, - с шикарной, белоснежной повязкой на голове и гордым, мужественным профилем. Ежа одолела детская зависть:           - Наверное, шрам останется.           - Да нет, если не загноится, может и не останется. Это, Ежатина, если скала треснет, ей только один путь - на куски развалиться. А мы с тобой живые ведь, не каменные. Не боись, зарастет.                     Глава 11.                     Ветер поднимал в воздух пригоршни ледяной колючей пыли и бросал их в лица бредущих по улицам людей. Маленькие злые собачки морозного воздуха забирались под куртку, больно кусая озябшего Ежа за ребра, вгрызались в поясницу. "Зараза, почему я опять жилетку меховую не одел? Башка дырявая!"           В городе намечался какой-то человечий праздник. Все спешили по своим делам, таскались взад-вперед с корзинами, набитыми едой и подарками. Озабоченно-довольные лица наводили на орка непонятную тоску, словно он хотел быть среди них, но не мог. "Как все плохо. Выпить, что ли пойти?" Мысль о том, чтобы придти в теплый вонючий кабак и, угрюмо сидя за столиком, чувствовать в людях вокруг себя все то же взволнованное оживление, была невыносима. Возвращаться домой хотелось еще меньше. Там ждала Нами.           В последнее время она стала проводить у Ежа каждую ночь. Сначала это было здорово, очень здорово. Еж даже начинал иногда задумываться о тихом семейном счастье. "Почему бы и нет? Живут же другие. И все у них прекрасно..." Через месяц он стал замечать, что улыбка любимой уже не вызывает у него такого восторга, как в начале. Прошло еще немного времени, и Нами стала ему откровенно надоедать. Бедная девушка, естественно, замечала его раздражение и старалась, как могла, загладить свою несуществующую вину. Она готовила ужин, убиралась, чистила его одежду. Но чем сильнее Еж чувствовал на себе ее заботу, тем меньше радости она ему доставляла.           Он мечтал о Йавин. Серая скала, отражение которой так болезненно впечаталось в Ежикову душу той нелепой дурацкой ночью, не давала ему покоя. "Почему я не могу любить только одну женщину, что я за ненормальный такой? Тогда Ласка и Ло, теперь вот эти две. Неужели так всегда будет продолжаться? Я что, всю жизнь буду вот так бродить по улицам, замерзая до полного одубения, вместо того, чтобы идти домой, где меня ждет милый, любящий меня человечек?" Внезапно его захлестнула волна жалости к Нами. "Бедная девочка, почему она-то должна страдать? Она-то ведь ни в чем не виновата, так старается, бедняжка".           Еж принял твердое решение - устроить ей сегодня вечер искупления: вино, цветы, чего-нибудь вкусное, а главное, побольше ласки, любви и нежности.           "Так, что тут у нас по списку... цветы". Еж задумчиво огляделся. По заснеженной улице, закутавшись в меховые воротники, быстрой трусцой пробегали прохожие. Навстречу проехали тяжело груженые всякой всячиной шикарные сани, влекомые тройкой серых лошадок. Заваленный корзинками по уши, на них восседал пухлый человечек, румяный и счастливый, несмотря на отвратительную погоду. Левая пристяжная всхрапнула, покосив на орка выпуклым глазом, кучер ругнулся. Еж привычно отошел к стене, стараясь держаться подальше от центра улицы. Он давно уже перестал обижаться на нервных возниц. "Да, цветы... Цветов сейчас шиш достанешь... Ладно, пусть будут вино и сладости". Прямо перед ним стояли распахнутые воротца того самого кабака, где он впервые познакомился с девушками. "Вот здесь я и отоварюсь. Дорого, зато качественно. Если что, потом у Миника прибавку выбью. Он мне и так, зараза медвежья, не доплачивает..."           Зал был набит битком. Многие из посетителей, судя по расплывшимся красным лицам, праздновали уже давно и серьезно. Еж еле-еле пробился к стойке. Запыхавшиеся разносчицы, как мухи, сновали туда-сюда с такой скоростью, что поймать хотя бы одну из них совершенно не представлялось возможным. Хозяин раздавал выпивку, принимал расчет, умудряясь обслуживать сразу всю стойку, почти не сходя с места. На мгновение Ежу показалось, что рук у него не две, а, по меньшей мере, шесть, как у заморского чудища, с неблагозвучным именем Вшивый. С потолка свисали цветные гирлянды, фонарики синего стекла и прочая, вывешенная в честь праздника красочная мишура. Еж несколько раз пытался обратить на себя внимание персонала, но все попытки ни к чему не приводили. Тогда он решил прибегнуть к одному приему, которому научился от поднаторевшего в таких делах Шмеля.           Он выбрался наружу и одернул форменную куртку охранника, вытащив наружу резную рукоять пристегнутого к поясу топорика. Собрался. Сделал лицо. Потом снова подошел к толпе, добывавшей себе пойло, и деловито сказал на орочьем в полный голос:           - Так, граждане, кто последний за яблочками!           Вокруг него немедленно образовалось пустое пространство. Вопроса никто, конечно, не понял, но вид вооруженного охранника и уверенный голос сделали свое дело. Во взглядах посетителей застыло настороженное недоумение, человек внутри стойки снова стал двуруким. Еж, сохраняя полную серьезность, сел на высокую табуретку, обвел притихших людей тяжелым взглядом. Повернулся к хозяину:           - Мне, пожалуйста, две коробки шоколада и бутылку красного вина.           Тот подозрительно посмотрел на наглую, зубастую морду, но заказ выполнил. Рассчитавшись, Еж направился к выходу.           - Эй, Ежатина!           За столиком сидел Шмель собственной персоной.           - Ловко ты их, а! Вот, что значит - моя школа!           Рядом сидела Йавин. Заметив ее, Еж успел подумать, что лучше, все-таки, уйти, пока не поздно, но оказалось, уже поздно, - ноги сами донесли его тело до столика, где оно и уселось на свободной табуретке. "Наверное, у собак такая же реакция на свист хозяина. Только они об этом не задумываются, поэтому не напрягаются..."           - Здравствуй, Ежик. - Йавин была как всегда абсолютно спокойна. Как будто между ними никогда и не происходило никаких недоразумений. Ежу ничего не осталось, как тоже принять благостный вид и поздороваться. Шмель свистнул разносчице. Работники забегаловки, судя по всему, успели уже почувствовать на своей шкуре веселый нрав этого пухлика, - третья кружка на столе появилась в ту же секунду.           - Как ты у нас любишь говорить: Ну, орки, здоровы будем!           Еж покорно чокнулся с товарищем, и они выпили. Йавин пить не стала.           Шмель, как всегда, травил различные байки двусмысленного содержания. Йавин смеялась. Еж вежливо улыбался в нужных местах, стараясь не смотреть на девушку. Веселиться у него никак не получалось.           Когда он уже совсем собрался подняться и уйти, Йавин вдруг вспомнила о каком-то срочном деле и, наскоро попрощавшись, побежала домой. Еж проводил ее тоскливым взглядом.           Шмель с уходом Йавин потерял всю веселость. Теперь они оба стали походить на старых алкоголиков, задумавшихся после третьей о смысле жизни. Немного помолчав, Шмель уныло посмотрел на товарища и спросил:           - Ну, что делать-то будем?           - С чем? - голос Ежа также был исполнен вселенской печали.           - С тобой. Со мной. И с ней.           - В каком смысле?           - Сам понимаешь.           Еж равнодушно пожал плечами.           - Не знаю. Давай подеремся, что ли?           - Зачем?           Драться было действительно без толку. Поскольку оба занимались у одного тренера, то и тот, и другой прекрасно знали, что Шмель без особых усилий сделает из Ежа котлету. Да и вообще, практика показала, что, кроме вопроса "кто кому круче даст в репу", дракой вообще никогда ничего не решалось. Чтобы как-то удержаться от полного морального распада, выпили еще по одной. Потом еще.                     Еж, с третьей попытки, попал, наконец, собой в дверной проем и повалил вешалку для одежды клиентов. Пока он старательно устанавливал этот падучий предмет на место, в зал прибежала испуганная грохотом Нами.           - Наконец-то! Замерз, да? Ой... где ж ты так набрался-то, любимый?           Еж, жестом опытного факира, выхватил из-за пазухи приготовленный подарок. Фокус, как водится, по причине нетрезвости исполнителя не удался: влажная от растаявшего снега бутылка вылетела из руки и разбилась о ближайшую стену.           - Опля! - запоздало выкрикнул Еж.           Он озадаченно уставился на осколки в красной лужице. Нами вздохнула.           - Я вижу, что у тебя сегодня полное "опля". Пошли.           Все дорогу до своей каморки он бормотал: "Ну, где же оно?" и шарил по карманам в поисках коробочек с шоколадом. Шоколада не было. "Вот, зараза медвежья, выронил, наверное. Или съел... Нет, я не ел. Может, Шмель сожрал? Ладно, моя милая меня простит. А завтра я еще куплю. Куплю, потому что люблю. Лю-ю-блю! Это - моя Нами. Это вам не Йавин, ледышка проклятая. Всю душу мне вымотала. А зачем, спрашивается? То ли дело моя, любимая! Она-то уж мучить меня не станет. Йавин, ха! Фу на нее!" Он обнял Нами за талию и нежно сказал, глядя прямо в глаза:           - Йавин, милая моя.                     Глава 12.    Dear Betcher, You tell me to mix with mankind…                  Lord Byron           Хозяин был явно не в духе. Он сердился, поминутно вставал и начинал ходить взад вперед. Еж был непоколебим.           - Да пойми ты, дурья твоя башка, что такой шанс раз в жизни выпадает! Ты что думаешь, он каждого встречного поперечного к себе приглашать станет?           - Да на кой ляд мне этот ваш Варосович сдался? Чего я у него забыл?           - Ты ж сам говорил, что тебе интересно!           - Мне интересно, пока удовольствие доставляет. А специально я не хочу.           - Вот дурак! Первый раз такого вижу! А, вот и ты, дружище...           Ардарон Варосович вошел в зал, не спеша огляделся, потом так же не спеша подошел к ним.           - Ну, как наш малыш? Готов?           Миник устало плюхнулся на лавку и отвернулся.           - Сам у него спроси.           Варосович поднял брови:           - Что такое?           - Он отказывается.           Еж насуплено смотрел прямо перед собой. Разговор был ему ужасно неприятен. Хотелось, наконец, сбежать из обрыдлой душной конторы, пройтись по хрустящему снегу, поболтать с Пряником. И, вообще, тренировка скоро. А эти двое гусей раскрякались тут непонятно из-за чего. "Вот тупые люди. Я же сказал "нет"..."           - Может, тебе дядя Миник плохо объяснил? Давай еще раз попробуем. Я приглашаю тебя работать к себе. Не охранником, понимаешь, а управляющим. Конечно, по началу будешь просто на жаловании, но когда начнешь давать постоянный результат, тебе пойдет процент от прибыли.           - Да не хочу я!           Варосович сел рядом с Миником и жестом пригласил присесть Ежа. Еж помотал головой.           - Малыш, возможно, ты слабо представляешь себе, о чем идет речь. В среднем, мой оборот в торговле контрактами составляет что-то около миллиона брюлей в год. Стабильный доход при приемлемом уровне риска - порядка двадцати процентов. Двести тысяч. Если эти двести тысяч будут заработаны тобой, ты получаешь пятнадцать процентов от чистого дохода. С вычетом налогов, разумеется. Примерно двадцать пять тысяч в год твои. Сколько ты сейчас получаешь?           - Восемьдесят брюлей в месяц.           Мэтр кинул на Миника насмешливый взгляд, и тот заметно смутился. Варосович продолжил:           - Восемьдесят. Поначалу я буду платить тебе двести. Если сделаешь мне, как я предполагаю, двадцать процентов годовых, получится две тысячи в месяц. Ты понимаешь?           Еж переступил с ноги на ногу. "Вот, тупой какой..."           - Ну, подумайте, Ардарон Варосович, куда мне эти деньги? Солить я их, что ли, буду?           Мэтр развеселился.           - Ты не знаешь, зачем тебе деньги? Ну, например, сможешь на юг съездить. А то и вовсе на море скататься. Ты ж там не был никогда? Посмотришь.           - Зачем мне море? Я лес люблю. А в него я и даром попасть могу.           - Ну, хорошо. Не хочешь ты денег. Но ведь просто-напросто интересно - торговать. Бороться с рынком, отвоевывать у него свою добычу. Вы, орки, любите борьбу, верно? Так вот я тебе и предлагаю: поединок хитрости, хладнокровия, разума, если хочешь. При этом, заметь, не теряя не капли крови.           Еж почувствовал, что начинает злиться. "Какая же у него морда мерзкая. Думает, что уже всех давно купил и продал, крыса помойная..." Он заговорил резко и зло:           - Что же это за борьба такая, без крови? Это, дядя, надувательство, а не борьба. Ты дядя, я смотрю, привык, чтобы все без крови было. Чтобы воротничок твой белым оставался. И ручки без мозолей. Главное, чтобы удобно, красиво и чистенько, правда?           Хитрая улыбка исчезла с лица Варосовича. Устало повернувшись к Минику, он сказал:           - Убери отсюда идиота этого.           Тихий голос мэтра прозвучал настолько непривычно, даже как-то зловеще, так, что Еж уже пожалел о своих словах. Он пробормотал что-то извинительное и тихонько смылся.                     - И че, все?           - Не знаю. В общем, ушла. И я думаю, сама уже не вернется. Вроде как мне теперь полагается к ней на четвереньках ползти. С розой в зубах.           Еж отхлебнул из кружки отвар и сосредоточенно посмотрел внутрь:           - Слуш, Прянь, ты чего туда сыпешь?           - Шалфей, ромашка, малина сушенная, листья смородины, еще там чего-то. Претензии есть?           - Да нет, наоборот, вкусно. Надо себе летом тоже такого заготовить.           - А чего лета ждать, сходи да купи. Продается.           - У меня ж денег... - Еж вспомнил сегодняшний разговор с купцами:           - Представляешь, мне Варосович, ну я тебе рассказывал, предлагает к нему работать идти, помощником.           - Ну и?           - А на кой мне? На гроб себе копить? В общем, послал я его, в нелестных выражениях.           Пряник ухмыльнулся.           - Вот теперь наш орк. А то когда я тебя впервые встретил, такой сопляк был. Шмотки гоблинам раздаривал...           - Я не раздаривал, они сами взяли.           - Ну вот, я о чем и говорю.           Воспоминания об этом инциденте до сих пор вызывали неприятные ощущения. "Да, теперь то уже такое не повторится. Хотя, всякое бывает. Как говорит наш друг Шмель: "Видали мы и Пряника с набитой мордой"". Потом сами собой вспомнились многочисленные побои от ребятишек в деревне, гоблины из Ягодиной банды...           - Ты знаешь, Пряник, вряд ли из меня хороший воин выйдет. Меня ведь всю жизнь все били. Понимаешь, я привык терпеть. Бояться привык. Это, наверное, навсегда останется.           - Послушай, что я тебе скажу, мой колючий друг. Практика показывает, что из таких, как ты, побитых, как раз и выходят самые сильные бойцы. Самые бесшабашные. Главное, тренировки не бросай.           - Хорошо, не брошу, - искренне пообещал он Прянику, а тот в ответ молча кивнул.           Его слова произвели на Ежа неожиданно сильное впечатление. "Мне ведь очень важно было это услышать. Очень нужно знать, что в один прекрасный день все твои обиды, горести, причиненная другими боль исчезнут навсегда. Останутся за гранью, которую ты перешагнешь. Иногда ведь кажется, что все эти безобразия, - они, как шрамы, на всю жизнь. Особенно, если дать им загноится..." Еж взглянул на лоб товарища. Светло-серая полоска - след Шмелевого раздолбайства стала уже, практически, не видна. "Это потому, что он о ранах своих не думает. Нужно немного дать крови протечь, потом зашить и не вспоминать. А если мусолить каждую царапинку, беречь и лелеять свои болячки, то очень скоро станешь весь кривой. Уродливый. В гнойниках..." - от этого сравнения его передернуло, он поспешил запить неприятную мысль горячим пряным отваром.           Через некоторое время, несмотря на твердое решение забить и забыть, перед глазами снова появилась Нами. Еж опять раскис.           - Пряник, ну почему она ушла? Это же глупо. Подумаешь, назвал ее другим именем. Неприятно, конечно, но зачем так все рвать-то сразу?           Пряник брезгливо перекосился.           - Не гунди, Еж. А то я в тебе обратно разочаруюсь. Мы, кстати, тоже уходим.           - Куда?           - В Яциву. Это столица Мизраха.           - Зачем?           - Меня хозяин просил его шурина проводить. Он груз какой-то повезет. Шмель и Годри еще пойдут. Втроем.           Еж насупился, помолчал немного, потом спросил тихим, дрожащим от обиды голосом:           - А я?           - А при чем здесь ты?           - Я тоже хочу.           На лице Пряника проступило неприятное равнодушие.           - Зачем?           - Я хочу. Я не могу больше в городе. Плохо мне здесь, - сказал Еж еще тише.           Пряник, опустив глаза, играл желваками на скулах. Еж отвернулся. Какое-то время посидел молча, потом встал и направился к двери. Пряник не стал его останавливать.                     Глава 13.                     Если и был смысл с кем-то поговорить, так только с Годри. Упрашивать самого Пряника - значит окончательно лишиться его уважения. Шмеля он не послушает. Только с Годри.           Еж решил встать с ним в пару на тренировке и, между делом, завести разговор о походе в Яциву. Но инструктор, как назло, все занятие проводил какие-то дурацкие игры с участием сразу всех учеников, а работы в парах не было. "Ну что за дурь такая? И кто эти все пакости навыдумывал, неужели он сам?"           Нарха стоял посредине зала, вращая над головой конец веревки. К другому концу было привязано здоровое березовое полено, летевшее по кругу над самым полом. Задача заключалась в том, чтобы войти кувырком в получившийся конус и таким же образом выйти назад. Естественно, не задев ни веревки, ни самого полена. Называлось это дело "домик".           Сначала получалось у всех. Потом вредный Тяпка опустил руку пониже, сплющив таким образом конус до высоты цыплячьего своего роста, и стал крутить быстрее. Раздались первые возгласы ушибленных - веселье пошло полным ходом. "Да я шалаши в лесу выше строю, чем его "домик"... Есть! Ай, зараза медвежья!" Тяпка, чтобы наглядно объяснить ученикам разницу между жизнью и медом, начал отпихивать ногой тех, кто задерживался в "домике" больше одного оборота. Еж стал первой жертвой. Полено обидно треснуло его заднице. Тяпка удовлетворенно сказал: "Так!" и раскрутил свое орудие по новой.           Следующей на очереди стояла "мухобойка". Игра выглядела так: ведущий, с завязанными глазами, размахивал вокруг себя тяжелой железной цепью, стараясь, чтобы траектория выходила как можно более непредсказуемой, а остальным нужно было просто-напросто подойти и шлепнуть его ладонью по макушке. Но на самом деле, конечно, это было вовсе не "просто" и не "непросто". Самого Нарху, например, ухитрился шлепнуть один только Шмель, из-за чего тут же возгордился. Остальные, получив цепочкой увесистую плюху, с позором отходили обратно за круг.           Когда же пришла Ежова очередь, то наоборот - он никого не мог зацепить, зато шлепки ладонью посыпались один за другим. Проклятая цепь все время обвивалась вокруг своего хозяина, как змея вокруг рюмки, совершенно не желая служить своему обладателю защитой. Тяпка не мог стерпеть такого непотребного зрелища. В виде исключения, было разрешено сложить негодницу вдвое. При таких условиях Еж таки смог мало-мальски отмахиваться от наседавших "мухобоев".           Потом играли в "таракана", в "котелок", в "свистульку". Тяпкина фантазия не знала границ. Лишь под конец занятия началась парная работа. Инструктор раздал одинакового размера палки, показал упражнения и, попросив работать медленно, разрешил начинать. Уже потерявший к тому времени всякую надежду Еж воспрял духом. В первом упражнении Годри работал с другим учеником, зато во втором Ежу удалось попасть с ним в пару.           - Еж, пожалуйста, не маши. Я ведь говорил: на тренировке никаких маханий. Сила удара должна из тела идти. Палка легкая. Ты - тяжелый. Двигайся весь целиком... Нет, ты не двигаешься, у тебя одни руки работают... Да, конечно, с размаху больнее. Но импульс, подаваемый коротким движением тела, все равно будет больше, чем импульс "размахнутой" палки, а значит больше и останавливающий эффект... Что это такое? Объясняю: ты ударил с размаха и разбил мне голову. Мне больно. Но, тем не менее, я все равно могу продолжить движение. Если у меня в руке нож, то выйдет, что у меня разбита голова, а у тебя, дружище, кишки наружу. Если же ударишь всем телом, голову, может, и не разобьешь, зато силы удара хватит, чтобы я оказался на земле. Понимаешь, мне теперь нужно вставать и кидаться на тебя снова. Это первый аспект. Второй - когда ты размахиваешься, ты даешь мне шанс подойти... Не успею? Давай, бей как ты только что показывал.           "Эффект, импульс, ак...септ... где он таких слов только набрался!" - Еж резко ударил наотмашь, Годри отдвинулся, пропуская удар. Палка по инерции прошла Ежу за плечо. Годри спокойно уткнул конец своего шеста в Ежовы пальцы и те, напоровшись на него обратным движением, разжались.           - Так, ребятишки, я, кажется, другое упражнение показывал? - заметил Тяпка мимоходом.           Еж покорно кивнул, поднимая палку левой рукой. На правой пальцы онемели и начали распухать. Еще полгода назад он бы прыгал от боли, а потом, скорее всего, побежал бы во двор, к колодцу, чтобы опустить руку в ледяную воду. Но теперь он не обращал на такие ушибы внимания. Привык.           - Годри, я хотел с тобой поговорить.           - Именно сейчас?           - А когда?           - Давай после тренировки           - Ладно, давай после.                     - Вы в Яциву пойдете? - Еж проткнул пальцами ледяную корочку и зачерпнул пригоршню сухого крупного снега. Содранные костяшки опять заныли, только уже по-другому, не так противно, в тепле.           - Шмель натрепался? - как всегда печально спросил Годри.           - Да нет, Пряник сказал. Я вот что. Я с вами хочу. А он меня не берет.           - А зачем тебе?           "Ну, хоть у него этот вопрос звучит не так отталкивающе..."           - Я уйти хочу. Город надоел.           - Мы ведь не насовсем туда. Только проводим, а потом сразу назад.           - Ну, я с вами прогуляюсь.           Годри посмотрел на него грустными, извиняющими глазами. Еж вспомнил, как однажды встретил большую лопоухую собаку, больше похожую на теленка с зубами, которая смотрела на него точно так же.           - Ежик, это совсем не прогулка. Нас там, вполне возможно, будут бить, и убивать по дороге. Кроме того, Яцива - человечий город. Там орков не любят. Скорее всего, даже внутрь не пропустят. Зачем тебе?           - Хочу. Разве этого мало?           - Ну, если сильно хочешь, тогда этого достаточно. А как же твоя подруга? Или ты с ней больше не живешь?           Еж нахмурился:           - Что, Пряник сказал?           - Да нет, Шмель натрепался.           Оба рассмеялись. Потом Годри поднялся с лавки и взял сумку со своими вещами.           - Хорошо, я попробую с Пряником поговорить. Только ты учти, в дороге снаряжение нужно, доспех, оружие. У нас все это есть. У тебя как?           - Нету. Сколько все это дело стоит?           - Кольчужку какую-нибудь можно брюлей за восемьсот справить...           - Восемьсот?!           - Ну да. Моя, например, полторы тысячи стоит. Шлем, наручи, поножи - еще сотен пять. Меч - вообще разговор особый. Хотя у тебя, кажется, с топором лучше выходит. Рукоять только длинную сделай. Лук...           Потрясенный огромными числами, Еж уныло заметил:           - С луком я не умею.           - Самострел тогда. В общем, все вместе в районе двух тысяч.           "Ну и ну. Где я ж я откопаю столько денег?"           - А когда вы пойдете?           - Как снег сойдет, так и пойдем.           "Снег сойдет месяца через три. Может, раньше. Две тысячи за три месяца..."           Годри, заметив на челе собеседника следы тяжких раздумий, ободряюще похлопал его по плечу и ушел..                     Тем же вечером, взяв с собой Шмеля, он зашел к Прянику. Шмель, вставший на сторону Ежа, для задабривания своего сурового товарища прихватил по дороге винца. Они сидели втроем, прихлебывая горячий глинтвейн из глиняных кружек, а над огнем висел котелок со следующей порцией. Пряник вяло упорствовал.           - Ребята, ну он же не умеет ничего. Парнишка, конечно, неплохой, но, если заварушка какая, - кто его спасать будет?           - Спасем, не бойся. - Шмель зачерпнул из котла и долил в Пряникову кружку.           - Ага, ты спасешь...           - А что? Надо будет, спасу!           - Вот что, - сказал молчавший до этого момента Годри, - если ему так хочется идти с нами, он сможет добыть денег на снаряжение. Если не добудет, значит, недостаточно сильно хотел.                     Глава 14.                     Веки слипались, голова совершенно не хотела думать. "... Тогда, если мы увеличим объем рисковой суммы, отдача тоже поднимется. Но вследствие того, что эти величины пропорциональны не прямо... можно даже сказать криво... криво! В общем, где-то должен существовать максимум отдачи на минимум риска. Или нет, бред какой-то... почему не прямо? Прямо. Вопрос в другом: где достигается минимум вероятности разорения, вот в чем проблема! Естественно, при минимуме риска. Но тогда и минимум отдачи тоже достигается, они ведь пропорциональны. А как определиться? Бред. Давай смотреть на десяти контрактах. Пошел, допустим, сигнал на покупку..."                     Вся работа заняла у Ежа больше месяца. Собственно, первые две недели он изматывал несчастного Дори вопросами по методам торговли. Парнишка-рисовальщик, по началу, все охотно рассказывал, объяснял, показывал на чертежах. Через несколько дней он принес для Ежа книгу по фьючерсной торговле и слезно попросил больше его не беспокоить. Но Еж беспокоил. Книга была написана, естественно, по-человечьи, что сильно затрудняло ее прочтение. "Вот зараза медвежья, как я успел эти каракули-то поперезабыть, а? Да еще слова-то какие: пропо... прар... прациональный. Не могли просто написать - изменяется в одну сторону. Хотя нет, все-таки, пропо... это самое, оно, наверное, точнее".           По вечерам, после того как измотанная непривычными нагрузками голова отключалась, Еж, в качестве умственного расслабления, придумывал, как будет извиняться перед Нами. Каждый раз, засыпая, он давал себе слово, что завтра непременно пойдет к ней, для того, чтобы высказать все, что насочинял. Но "завтра" наступало, и все повторялось снова: работа, тренировка, сидение над книгой. Когда Еж начал более-менее свободно ориентироваться в изученном материале, пришла пора искать идею. "Ну, зачем я им тогда про отставание сболтнул! - раскаивался он. - Может, они не знали про это, в книге же, вон, не написано. Сейчас бы и продал им эту идейку как раз за две тысячи..."           Новая идея появилась на третьей неделе. Еж осторожно поговорил с Дори, чтобы, с одной стороны, узнать, использует ли кто-нибудь то же самое, с другой - чтобы парнишка не понял, в чем "это самое" заключается. Конечно, ему не жалко было поделиться своими соображениями с ближними, но тогда никто не заплатит ему эти несчастные две тысячи, и поход в Яциву состоится без него.           Проверка почвы показала, что копать в выбранном направлении стоит. Следующие три недели Еж копал с таким усердием, как будто рыл себе нору на всю жизнь. В конечном варианте, эта "нора" появилась в виде пяти исписанных и изрисованных графиками листочков грубого серого картона. Еще неделя ушла на проверку: Еж украдкой следил за котировками, делая для себя пометки на листочке. Система стабильно давала прибыль.           В тот день, словно по заказу, после торгов в зале опять остались Миник, Варосович и Дори. "Вот так. С этой троицы началось мое знакомство с торговлей, на ней, надеюсь, и закончится", - он мысленно поправил галстук и вошел.           - Привет, малыш. - хитрый Варосович вел себя как ни в чем не бывало. Миник вопросительно поднял брови:           - Чего? - в его глазах зажглась искорка неприязни:           - Передумал? Хочешь к дяде Ардику? Так вот, что я тебе скажу...           - Нет, я не передумал. У меня другое предложение. - Еж глубоко вздохнул. - Я сделал систему. Хочу ее продать.           Дорино лицо расплылось в улыбке, - его догадки оправдались. Двое купцов сосредоточенно переваривали. Варосович спросил первым:           - Что за система?           - Когда будете покупать, объясню.           - Как же я буду покупать, если я не знаю, что мне предлагают?           - Давайте прогоним ее на торгах. Я буду вам диктовать сигналы. Запишем все, посмотрим.           Неожиданно встрял Миник:           - Эй, дружочек, а кто работать за тебя будет?           - Я могу это, стоя на входе, делать. Мне не помешает.           Миник хотел что-то возразить, но Варосович успокоил его движением руки:           - Ладно, давай попробуем. Только учти: мое время стоит денег. Если окажется, что творение твое - полная чешуя, ты мне заплатишь по сотне монет за каждый торговый день, который я с тобой провожусь. Проверять будем две недели. Ты хорошо понимаешь?           Еж разозлился. Еле сдерживаясь, чтобы не зарычать, он ответил:           - Ардарон Варосович. Мне кажется, что вам это нужно больше чем мне. Поэтому, условия ставить буду я. Если не желаете, - я продам ее другому купцу.           Улыбка мэтра из хитрой перекрасилась в снисходительную:           - Ну и кто у тебя купит? Ты охранник, не забыл? Никто, кроме нас троих, не знает, что ты чего-то, кроме зубов и мускулов, собой представляешь. А уж мы, поверь мне, - он оглянулся и заговорщицким шепотом закончил, - никому не скажем.           "Ах, ты..." в глазах Ежа потемнело от ярости. Чувствуя, что сейчас он сделает с этой крысой что-то нехорошее, он быстрым шагом вышел на улицу, где, через некоторое время, смог все-таки успокоится. "Ну, ладно, Стаеросович, посмотрим, кто тут у нас самый хитрый. Тварь!" Он поднял с земли тяжелую ледышку и разбил ее кулаком.                     Дори, опершись руками о стол, наклонился ближе, к самому уху Ежа:           - Ты знаешь, некоторые говорят, что он на инсайдерской информации торгует, - он откинулся обратно и значительно посмотрел на собеседника, ожидая реакции. Еж долил стакан до верха.           - Пусть торгует, крыса, мне не жалко. Ты пей.           Дори сомнительно поиграл бровями, но вина все-таки отхлебнул. Они сидели в ежовой коморке до глубокой ночи. Дори сначала сопротивлялся, Ежу с трудом удалось влить в него первую кружку. Зато потом пошло как по маслу. "Только бы он не перебрал. А то толку никакого не выйдет. Впрочем, уже пора..."           - Так вот, я насчет моей системы. Я проверял, все работает зашибись. Ты и сам можешь проверить.           - Я тебе верю! - воскликнул парнишка и полез обниматься. - Ты - золотая голова!           - Погоди. Я хочу ее продать. Такая система стоит не меньше пяти тысяч. Мне нужно две. - Еж помедлил, ожидая, пока его слова дойдут до собеседника. - Так вот. Я хочу, чтобы ты продал ее кому-нибудь из клиентов. У тебя есть среди них знакомые? Вот. Продашь за сколько сможешь. Все, что больше двух, оставишь себе. Ну, как?           Дори немного подумал и уронил голову на грудь. "Эх, зараза, все-таки перебрал. Чего ж он такой хилый оказался? Придется его к колодцу тащить...", - обогнув стол, он ухватил паренька под мышки, но вдруг заметил, что тот хихикает.           - Дори, ты чего?           Тот поднял голову и засмеялся в голос. Потом его лицо стало серьезным.           - Ты понимаешь, что если твоя система действительно работает, я ее и за десять продать могу? А ты две просишь.           - Ну, отлично, продавай за десять. Восемь тысяч получишь.           Показав пальцем в нос Ежу, Дори торжественно сказал:           - Ты орк! - и снова захихикал.           "Странно, мы вроде вино пили, а не Дашину "травушку". Что ж его так прихватило?"           - Дори, хватит уже. Ты согласен, или нет? Эй!           Ответа не последовало, - Дори уснул прямо на стуле.           "Будем надеяться, что завтра он вспомнит наш разговор. А то ведь забудет еще, с него станется".           Еж вздохнул, взвалил щуплое тельце на плечи и отнес домой, благо тот жил на той же улице.           По дороге обратно, на него напала тихая печаль, словно теперь, после окончания работы, в жизни образовалась какая-то дыра, которую неизвестно чем придется заполнять. Видимо мозг, привыкший, что каждый день, в это самое время, его грузят всяческой торговой белибердой, работал с той же силой, но уже вхолостую. Ощущение получалось глупое и непривычное. Еж стал думать о Нами. Тут он впервые заметил, что Нами и Йавин почему-то стали в его голове одним человеком и воспоминания путались. Еж, испугавшись, начал искать другую тему для размышлений. "Через месяц сойдет снег. Мы уйдем. Как здорово, что в этот раз это именно "мы", а не "я". В лесу сейчас только-только начинает подтаивать..." Он посмотрел под ноги. Улица была покрыта грязной снежной кашей, прихваченной ночным морозцем. Желобки от тележных колес, отпечатки сапог сливались в один большой, застывший след. "Если бы я был художником, то написал бы такую картину. Называлась бы она: "Здесь прошел город"... Смотри-ка, а с крыш уже сосульки свисают. Значит, действительно, весна".                     Цветущую физиономию Дори можно было истолковать только одним способом.           - Что, неужели продал?           Дори размашисто кивнул. Еж, напряженно ждавший это известие уже третью неделю, смог, наконец, расслабиться. Дори подпрыгнул от распиравшего восторга. Еж нетерпеливо протянул руку:           - Ну, давай.           Паренек немного смутился.           - Еж, ты это...           - Что? - Еж снова напрягся.           - Я ее за семь тысяч продал. Давай, ты все-таки хоть половину возьмешь?           Еж внимательно посмотрел ему в глаза. "Это же надо. Первый раз встречаю человека, который сам деньги дает. Хотя мог и не давать. Рассказать кому из наших - не поверят."           - Ну, хорошо, давай половину.           Толстенький мешочек из тисненой кожи перешел из рук в руки. "Ого! Первый раз в жизни вижу золотые монеты! Тяжелые-то какие!"           - Спасибо, Дори. Ты мне очень помог.           - Тебе спасибо, Еж. Теперь я смогу сам торговать понемножку. Ты из меня настоящего купца сделал. И деньги дал, и систему. Такое не забывают.           Еж растроганно потрепал товарища за плечо.           - Слушай, а кому ты ее продал?           Дори снова смутился, на этот раз по-настоящему, до красных ушей.           - Ардарону Варосовичу.           Еж сначала уставился на него шалыми глазами, потом раздосадовано сплюнул и ушел.                     Глава 15.                     С самого утра моросил прекрасный, чистый весенний дождь. Первый в этом году. Несмотря на неудобства, сопряженные с ним, Еж чувствовал себя отлично. На поле, слева от дороги, можно было разглядеть лошадь, волокущую за собой плуг, и серого скрюченного крестьянина. С такого расстояния лица, конечно, не видать, но Еж живо представил себе, как обливается потом этот измученный соседями и налогом человечек. "Тоже, наверное, дождичку радуется. Все не так тяжело. А вот нам под вечер просто зашибись будет."           Желтая глина дороги раскисала прямо на глазах. Еж то и дело поскальзывался. Кольчуга при резких движениях мелодично звенела, шлепая своего счастливого обладателя по бедрам. Кожаная куртка, которую Еж одел поверх доспеха, начала набирать воду.           - Слушай, Пряник, а она не заржавеет?           Пряник, не прерывая глубоких своих раздумий, машинально спросил:           - Кто?           - Кольчуга.           - Кончится дождь - снимешь, вытрешь. Перед сном над огнем просушишь.           Перед ними на дороге Сэлли, сп рыгнув с телеги, повел лошадь под уздцы. "Вовремя сообразил, лопоухий. И так, вон, бед ная животинка напрягается, с дорогой гоблин знает что творится , а он сидеть будет, понимаешь..."            Они шли парами - спереди от телеги Годри и Шмель, сзади - Еж и Пряник. Первый день "животинка" беспокоилась, потом привыкла и начинала дергаться только, если они подходили достаточно близко. А близко они не подходили. На привале устраивались разными лагерями: орки и человек с лошадью. На дороге - перекрикивались.           Сэлли, шурин Пряникова хозяина, долговязый малый с рыжими патлами, сразу же чем-то не полюбился Ежу. Возможно, он походил на сына старосты, из той деревни, в которой вырос Еж. Или не поэтому. Ведь бывает так - встречаешь человека, не успел он рта раскрыть - уже знаешь, что он тебе не нравится. Просто так. Заранее. Кроме того, этот тип отказался положить на телегу хотя бы часть орочьих вещей, - якобы лошадь испугается запаха лесного народа.           Насчет лошади Еж сомневался, а вот опасения, связанные с дождем, оправдались, - к вечеру двигаться дальше стал о невозможно. Пришлось разбивать лагерь. Они уже успели пройти поля и достигнуть леса, так что с выбором места проблем не было. Сэлли отпряг лошадь и направился вместе с ней в г лубь чащи, пока не наткнулся на удобную полянку. Орки закатили телегу в кусты, неподалеку от него, сами устроились рядом. Шмель сбегал обратно, чтобы проверить, не видно ли их с дороги.           - Все отлично. Можно располагаться.           Пряник занялся костром, остальные трое пошли рубить лапник для шалаша. Когда они закончили, над огнем уже булькали два котелка - поменьше - для супа, побольше - для чабреца, который, кроме прекрасных вкусовых качеств, еще и помогал от простуды.           Свалив рюкзаки в шалаш, первым делом стали сушить оружие и доспехи. Еж страшно боялся, что кольчуга заржавеет, возился с ней, как с малым ребенком, тщательно вытирал каждое колечко. Потом, все четверо, раздевшись по пояс, установили над огнем толстую жердь и вывесили на нее все свои промокшие шмотки, от которых немедленно пошел пар. Дождь стих, капало только с веток.           - Да оставь ты свою хламиду, потом высушишь. Оружием лучше займись. - Шмель сидел на бревнышке у шалаша, разбирая свой арбалет.           Сняв тетиву, он вытащил из зажима стальные полосы, положил их рядком у костра. Добыл из желобка над курком зубчатый орех, снял рычаг и стал аккуратно вытирать оставшиеся на красном листвяном корпусе железные детали.           - Это не хламида, - ответил Еж, - это кольчуга.           Он никак не мог наглядеться на свое недавнее приобретение. Ему казалось, стоит только отвернуться, и блестящие звенья немедленно покроются отвратительной рыжей коростой, которую потом придется до конца жизни, рыдая от собственной глупости, вычищать мелким речным песком и золой. Убедившись, что кольчуга вытерта насухо, Еж занялся самострелом. По конструкции самострел, конечно, был не такой сложный, как Шмелев арбалет, но возни с ним тоже достало. У Годри с Пряником были луки, которые от дождя не страдали, не считая тетивы, да и та, в общем-то, могла прекрасно высохнуть сама по себе, если ее вовремя снять, чтобы не растянулась.           После ужина дружно завалились спать. Годри вяло предложил выставить часового, но никто не захотел быть первым, так, что предложение отпало само собой. Еж еще долго ворочался, стараясь устроиться поудобнее. Было тесно, сыро, сверху капало, снизу промокало, а в довершение, ощутимо воняло несвежими портянками.           "Да, у меня в каморке лучше спалось. Как там Нами, интересно... Я ведь так к ней и не зашел с тех пор. Вот вернусь - обязательно зайду. Будем надеяться, что к тому времени она себе другого "Ежика" не заведет. Если уже не завела, конечно". Мысль о том, что Нами сейчас, возможно, не одна, неприятно кольнула сердце. Еж перевернулся, натянув на голову медвежью шкуру, прихваченную из дома вместо одеяла. "Спать", - скомандовал он сам себе и заснул.                     Когда он проснулся, вовсю светило солнышко. Со всех сторон верещали разные птахи, легкий ветерок покачивал вершины сосен, дышалось легко. В общем, жизнь была прекрасна. Шмель, естественно, не мог не испортить эту идиллию: ночью ему в мошонку впился клещ. Теперь он сидел без штанов на бревне у костра и отковыривал зловредное животное, засоряя нежный весенний эфир безобразной руганью.           Дорога должна была подсохнуть лишь к обеду, а пока орки решили поохотиться. Ежа оставили готовить завтрак и стеречь вещи, сами же направились в глубь леса. Пряник издевался над Шмелем, обещая ему шестиногих детишек, тот весело огрызался.           "Если они так шуметь будут, от них не то, что звери, все птицы удерут. Охотнички хреновы". Еж раздул вчерашние угли, поставил на огонь котелки и вернулся в шалаш. Первым делом, все недосушенные за вечер шмотки были вынесены наружу, развешаны по нижним веткам деревьев. Вторым делом, Еж придирчиво осмотрел свою ненаглядную кольчужку на предмет подозрительных пятен. Пятен не было. Третьим делом... что делать третьим делом, пока было непонятно, и он вернулся к костру. Когда вода уже начала закипать, подошел Сэлли, попросил огня. Еж дал ему горящее полешко, и тот ушел обратно.           Каша сварилась, а орки все не возвращались. "Вот заразы медвежьи, мне что, искать их идти? Ладно, прогуляюсь пойду..." Еж направился вслед за товарищами. Через некоторое время он услышал какие-то непонятные звуки: не то визг, не то смех. Еж вломился на поляну, с которой они доносились, выставив перед собой самострел, готовый, как он думал, к любой неожиданности. Оказалось, - не к любой.           Пряник и Годри помирали со смеху, а недалеко от них по траве катался какой-то странный зверь. Через секунду Еж понял, что это два зверя - его дорогой друг Шмель и молодой поджарый волк с тонкими ногами.           - Ребята, это чего у вас тут?           - Понимаешь, - сквозь икоту выдавил Пряник, - этот дурак где-то прочитал, что орки раньше на волках ездили. Ну, в книжке какой-то... Ой... - он согнулся в приступе хохота и упал. Годри продолжил за него:           - Вот Шмель и решил, что если уж наши дремучие предки могли, то он тоже сможет. Вот, видишь, упражняется...           Бедный зверюга, перепуганный до смерти, катался по земле, визжал, прыгал, пытаясь освободится от ужасного всадника. Шмель освобождать его не желал, а только крепче стискивал ногами свою добычу поперек туловища, вцепившись обеими руками в шкуру на шее. Еж сначала испугался за него, потом, успокоившись, тоже стал наслаждаться живописным зрелищем. Когда волк, вконец ошалевший от страха, вместе со Шмелем заломился в кусты на краю поляны, он задумчиво произнес:           - Поистине, нет предела орочьей дури...           В этот момент волчара, изловчившись, смог таки тяпнуть Шмеля за ногу и вырвался. Глядя, как улепетывает его несостоявшаяся лошадка, Шмель почесал укушенную голень.           - Орки, вы видели, а? Я ж на нем почти уже поехал! - сказал он, сокрушенно вздыхая.           Пряник снова упал в траву.                     После обеда тронулись в дорогу. Вчерашний дождь разбудил дремавшие в сухую погоду лесные запахи, и Еж, закрыв глаза, с наслаждением дышал полной грудью. После извечной городской вонищи аромат хвойного леса сладко кружил голову, вызывал чувство небывалой легкости. "Интересно, а ребята тоже это чувствуют? - Еж оглянулся на Пряника. - Да... по нему вообще не поймешь, чего он там чувствует. Хлебальник, как из камня. Даже не верится, что час назад он от смеха загибался..."           - Пряник, а где Шмель этого волка откопал?           - Когда мы на поляну вышли, он там дичинку жрал, суслика или мышь какую-то. Когда нас почуял, сначала бежать бросился, потом, видимо, решил все-таки обед с собой прихватить, вернулся, тут Шмель на него и прыгнул.           Воспоминания о прыгающем Шмеле заставили Пряника улыбнуться. Еж отвернулся. "Нет уж, пусть лучше с прежней мордой ходит. А то, когда он улыбаться начинает, как-то неуютно себя чувствуешь. Убежать хочется. Подальше".           - Эй, орки! - крикнул Шмель. - Тут идея появилась, идите сюда!           Еж с Пряником обогнули по обочине телегу и подошли к товарищам.           - Тут эта... скоро деревня будет, есть идея кого-нибудь за винцом отправить. А?           - Кого ты предлагаешь?           - Например, меня и Ежа. Мы быстренько, а вас догоним потом, лады?           Пряник пожал плечами, Еж кивнул.                     Глава 16.                     - А ну, стой! - Шмель ухватил пацаненка за ухо и потащил за собой. Пацаненок брыкался, махал руками, несколько раз даже пытался пнуть орка босой пяткой, но тот был неумолим. Еж с интересом отметил, что, не смотря ни на что, маленький человечек до сих пор не издал ни звука, хотя испуган был неимоверно. Еще бы! Гулял он себе спокойно, вдруг, откуда не возьмись, два страшенных орка с зубами, да при оружии. "Во дает! Я б на его месте, со страху окочурился, а этот... ишь как дергается, того гляди, заедет Шмелятине нашему в пах локоточком..."           Шмель вытащил свою жертву с поля и усадил перед собой на землю, не выпуская, впрочем, его уха из пальцев.           - Что, дружок, промышляем, значит?           Парнишка насупился, решив, видимо, молчать до конца. Еж не выдержал:           - Чего он сделал-то? Чего ты к нему прицепился?           - Еж, ты что, не понял? Это, по-твоему, что за трава на поле растет?           До Ежа, наконец, начало доходить. "Сидим мы, значит, травушку потребляем..."           - Это... канжа! Точно, у нас ее ребята варили!           Шмель фыркнул:           - Варили! Дикари ваши ребята.           - А чего с ней еще делать?           - Вообще-то из нее веревки вьют... да не брыкайся ты, все равно не пущу! Посмотри на его руки.           Руки у парнишки, действительно, выглядели странно: ладони были покрыты толстым слоем жирной зеленой грязи. Пока Еж соображал, Шмель сделал суровое лицо и спросил:           - Крапива с собой есть?           Тот подозрительно покосился, но ничего не ответил.           - Ладно, паразит. Не хочешь по хорошему, - не надо.           Еж увидел, как товарищ вытаскивает из сапога кривой охотничий нож, и испуганно схватил его за руку:           - Ты что, сдурел?           Шмель, небрежно стряхнув с себя Ежовы пальцы, присел на корточки:           - Сам снимешь или помочь?           Парнишка, шмыгнув носом, взял протянутый нож. Еж успел подумать, что он сейчас пырнет им Шмеля, но тот всего лишь начал соскабливать с ладоней загадочный налет. После того, как грязь была счищена, Шмель забрал у него получившийся кругляшок и показал его Ежу:           - Это, друг мой, масло. В простонародии - лака. А теперь ты слушай, юный крестьянин, - он повернулся к мальчугану и вытащил из кармана две монеты, - принесешь крапиву, получишь два брюля.           "Юный крестьянин", обретя, наконец, долгожданную свободу, быстро рванул обратно через поле.           - Да что, в конце концов, происходит? Какая крапива?           Шмель улегся прямо на землю и стал объяснять.           - Сейчас он принесет нам сушеную крапиву. Крапиву, Ежатина, мы мелко нарежем, смешаем с кусочками лаки, забьем в трубку, и будем курить.           - Зачем?           - Затем. Зачем твои друзья отвар пили? Вот именно за этим. Кстати, как они его там варят у вас?           - А я знаю? Кажись, с жиром каким-то... А разве у нас есть трубка?           - У Пряника должна быть. Он иногда табак покупает у приезжих. По особо торжественным случаям.           Еж вспомнил, как один раз, придя в гости к Прянику, застал его с трубкой. Пряник долго объяснял, для чего это нужно, но он так и не понял, запомнил лишь густой неприятный запах, витавший в комнате. Шмель немного помолчал, потом поднялся, начал срывать молодые побеги канжи и пихать за пазуху.           - Запастись надо, пока возможность есть, - пояснил он Ежу. - Масло-то, оно, конечно, лучше, но и так неплохо. Сушить только долго придется.           Вскоре прибежал парнишка с большим пучком сухой травы. Получив свои два брюля, он снова скрылся.           - Надо же, а я думал - не придет!           - А куда бы он делся? - усмехнулся Шмель. - У них тут в деревнях нищета. Разве такую возможность можно упустить? Два брюля, все-таки... - он понюхал крапиву. - Прошлогодняя. Да ладно, сойдет.                     Трактир, по счастью, оказался с самого краю, поэтому через деревню идти не пришлось. Орки вошли во двор и направились к входной двери, перепугав дорогой всю местную живность. В зале царил затхлый полумрак, пропитанный запахами дешевого вина и пота. Разговоры немедленно стихли.           Шмель огляделся с вызывающим видом. Старательно бряцая всем имевшимся у него железом, не спеша прошагал к стойке. Еж остался у входа. Под настороженными взглядами сидевших за столиками людей ему было очень неприятно.           - Трактирщик! - Шмель сделал драматическую паузу, в зале стало еще тише. - Две кружки крови невинных младенцев.           "Шутник хренов!" - Еж напрягся, ожидая реакции, но хозяин неожиданно показал себя молодцом:           - Свежих младенцев сегодня не поступало, господин хороший, могу предложить копченых мокриц.           В зале грянул дружный ржач, Шмель довольно осклабился и попросил шесть бутылок вина.           - Вот смотри, Ежик, - говорил он по дороге обратно, - это север. Только на севере так бывает. Если бы я на юге такое выдал, нас бы сейчас уже лупили по головам табуретками. Хотя, конечно, и здесь народ бывает злобный, кидаются на нас почем зря. А гоблинам, тем еще хуже. У них, помимо морды, еще и слава дурная.           - Насколько я знаю, для южанина - что лесной, что горный, все одно - чудище.           - И то, правда. Ты только вот что мне скажи: почему нам на гоблинов и людей просто наплевать, а они нас так активно не любят?           - Наверное, поэтому и не любят. Что нам наплевать.           - Это как?           - Хотят, чтобы орки внимание на них обратили.           Шмель остановился, почесал пятерней затылок, сдвинув шлем на лоб.           - Думаешь? Мне вот как-то в голову не приходило. Значит, внимания нашего хотят?           Еж серьезно кивнул, и оба засмеялись.                     После вечернего попоища трещала голова, очень хотелось спать, но нужно было идти. Дорога стала уже, колеи зарастали пыреем и подорожником. Судя по всему, в этом году по ней еще не ездили. К полудню Еж почувствовал себя лучше. Густые заросли по бокам вызывали какое-то смутное беспокойство, он не как не мог понять в чем же дело. Потом сообразил.           - Пряник, а Пряник.           - М-м-да?           - Я тебе рассказывал, что одно время с разбойниками жил?           - Рассказывал.           - Так вот, поверь моему опыту - если в этих местах есть грабители, то встретим мы их именно здесь.           Пряник поднял голову и с интересом посмотрел на Ежа.           - С чего ты взял?           - Да так... предчувствия.           - Гм. Эй, Годри!           Идущие впереди орки обернулись, Пряник помахал рукой. Годри отошел на обочину, пропуская вперед телегу, и подождал товарищей.           - Годри, тут Еж высказал мысль насчет разбойников. Ты как думаешь?           Годри огляделся. Темный мохнатый ельник выглядел вполне мирно, но деревья стояли так густо, что вполне могли скрыть от посторонних глаз даже небольшое войско.           - В общем-то, не исключено. И что вы предлагаете?           - Нужно, чтобы один из нас шел по лесу, чуть впереди. - Еж поправил топор на бедре. - Если будет засада - узнаем заранее.                     Глава 17.                     Когда-то давно здесь начинался длинный узкий скалистый кряж, пересекавший Рапальскую равнину с востока на запад. За долгие годы лед, ветер и сильные перепады температур разрушили камень, и вместо величественных пиков осталась лишь череда небольших пологих скальников, возвышавшихся над суровым северным лесом. Деревья продолжали дело стихий, превращая скальники в курумники, а потом и вовсе сравнивая их с землей. Горные, жившие в этих местах, покинули Рапаль еще сотни лет назад, и было совершенно непонятно, откуда взялись эти, сидевшие сейчас на берегу горного ручья, неподалеку от одного из немногих уцелевших каменных островков.           - Ну что, Паук, нашел?           Гоблин, только что вернувшийся из чащи, устало покачал головой, опускаясь на корточки рядом с костром.           - Нет никого.           - Слушай, Тиш, может тебе показалось тогда?           - Я тебе говорю - видел. Там десятка два было мягкопузых. Ты, Паук, к дороге ходил?           - Ходил, нету их там.           - Может ушли?           - Да не должны, вроде, - тот, которого звали Тиш, помешал щепкой в огромном котле, понюхал пар и снова лег на расстеленный вокруг огня лапник. - Это разбойники местные, я точно знаю. А раз разбойники - должны здесь где-то ошиваться. У людей ведь тоже все поделено, это должна быть их территория.           Маленький коренастый гоблин, молчавший до сего момента, поднялся на ноги. Несмотря на небольшой рост, голос у него был удивительно зычный.           - Была их, будет наша. Скоро рассвет, я хочу, чтобы мы их нашли прямо сейчас. Все поняли? Я не хочу, чтобы они обнаружили нас первыми, да к тому же днем.           На поляне появились еще двое гоблинов. Судя по мордам, они принесли важное известие, но оба так запыхались, что какое-то время не могли сказать не слова. Коротыш подошел к ним вплотную.           - Ну?           - Там, эти... - гоблин ткнул пальцем в ту сторону, откуда только что пришел. - Они там... эта... я... мы... в общем, там их семь-восемь, что-то около того...           - А ну, всем за топоры! - взревел маленький вождь. - Двое остаются в лагере, остальные, чтоб по счету десять стояли здесь! Р-р-раз...           Вся поляна пришла в движение. Горные бросились по шалашам, зазвенели надеваемые кольчуги. Кто-то зацепил ногой перекладину над одним из костров, котелок опрокинулся, повалил пар...                     - Вроде бы чисто. - Еж вынырнул из кустов и пошел рядом с Пряником. - Чья очередь?           - Шмеля. Эй, Шмель!           Шмель, оглянувшись, показал на себя пальцем и вопросительно поднял брови. Пряник кивнул. Годри что-то сказал своему напарнику, похлопал по плечу. Шмель ушел в чащу.           - Ты знаешь, Пряник, я заметил странную вещь - когда идешь по дороге, кольчуга давит, рюкзак давит, топор мешается и все такое прочее. А стоит под деревья отойти, сразу легче. Ты не замечал?           Пряник, не оборачиваясь, пожал плечами. "И о чем он все время думает? Такое лицо, будто судьбы мира решает. Может стихи сочиняет?"           - Пряник, ты что, стихи сочиняешь?           - Хм.           - Что значит "хм"? А, Пряник? - Еж толкнул товарища в плечо и тот наконец поднял на него глаза.           - Чего?           - Стихи, говорю?           - Какие стихи?           Вдруг где-то впереди раздался крик. В спокойной лесной тиши, прерываемой лишь пташьим чириканьем да шумом ветра в деревьях, он прозвучал настолько нелепо, что Еж сначала даже не обратил на него внимания. Зато Пряник мгновенно оставил свои глубокие мысли и кинулся вперед. Годри тоже бежал со всех ног, снимая на ходу лук с плеча.           - Да что там такое? - пробормотал Еж, чувствуя, как по спине побежали ледяные мураши. Сэлли остановил лошадь и поглядел на него испуганными глазами.           - Оставайся здесь! - крикнул на бегу Еж, рюкзак скользнул со спины на дорогу.           Самострел и топор бешено колотили его по ребрам. Кольчуга мешала бежать, грудь мгновенно вспотела, сапоги стали ужасно неудобными. Вопли и ругань уже были совсем близко, Еж содрал с пояса самострел, остановился, чтобы натянуть тетиву, вставил в желобок короткий болт с узкой бронебойной головкой и тут увидел перед собой людей.           В первое мгновение ему показалось, что весь лес заполнен жуткими бородатыми тварями. Потом различил прямо перед собой блестящую кольчугой спину Пряника. На него наседало сразу пятеро или шестеро, громко ругаясь, остервенело размахивая топорами и дубинами. Самострел щелкнул, болт по самое оперение вошел в живот ближайшего разбойника. В руку легло топорище.           Сбоку от них рубился Годри. Если бы кто-нибудь увидел его лицо в этот момент, то сказал бы, что этот орк сидит где-нибудь в кабаке за кружкой пива или готовит дома ужин, настолько оно было спокойно. Зато тело работало в бешеном ритме. Он крутился среди нападавших, как маленький блестящий смерч, как король танцев, исполняющий на дворцовом балу свой самый быстрый вальс с самой легконогой фрейлиной принцессы. Вот только грязные злые разбойники совсем не походили на изящных придворных, а вместо девичьей ладошки пальцы сжимали тяжелую рукоять меча. Оружие нападавших впустую рассекало воздух, зато клинок орка то и дело находил живую плоть.           Пряник выглядел совсем не так. Он больше походил на грузную пожилую стряпуху, которая месит тесто в деревянной кадушке. Тесто, правда, отчаянно сопротивлялось, но его все равно месили: пропустил - ударил, подтянул - ударил, развернулся, присел - ударил...           Ежу в первую же секунду треснули по башке дубиной, и дальнейшее осознавалось очень смутно. Проклятая палка разом вышибла из мозгов все полторы сотни пройденных за последний год тренировок. В добавок, от удара перекосился шлем, заслонив своим краем значительную часть обзора, поэтому Еж размахивал топором как попало, совершенно не соображая что и зачем он делает. Пока хотелось лишь одного - выжить. Каким-то чудом он умудрился одолеть наседавшего на него здоровенного мужичину. Секундная передышка дала возможность поправить шлем, и первое, что он увидел, как короткая пика одного из разбойников, окруживших Годри, ударила орку прямо в лицо.           - Годри! - отчаянно заорал Еж, срывая горло. Его топор с размаху вошел убийце в спину. Остальные, обернувшись, бросились на Ежа. Он отступил назад. В тот же момент, Пряник, широко махнув мечом, отогнал нападавших диким ревом и одним движением взвалил Годри на плечо.           - Еж, бежим!           Еж, давая друзьям уйти, еще несколько мгновений орал благим матом, делая вид, что сейчас кинется в бой, потом тоже побежал. Оставшиеся в живых разбойники, похватав разбросанные луки и самострелы, с отчаянным визгом кинулись в погоню...           Трое раненых из людской банды побрели в лагерь, помогая идти четвертому, с разрубленным бедром. Вскоре здесь воцарилась обычная лесная тишина, будто и не было этой короткой страшной схватки. На поляне остались лишь пять мертвых тел - четверо людей и молодой пухлый орк с мечом в некрасиво вывернутой руке. Он лежал на истоптанной, забрызганной кровью траве, лицом вниз, а из спины, раздвинув звенья кольчуги, торчали узкие наконечники стрел, окрашенные темно-красным...           Поначалу Еж все время оборачивался, пытаясь понять, насколько близко подобрались бородатые. Людей заметно не было, зато Пряник бежал так быстро, что, вскоре, Еж начал терять его из вида. Пришлось плюнуть на разбойников и припустить изо всех сил. Топор, словно желая поскорее попасть в бой, постоянно цеплял встречные кусты - по нраву, видать, пришлась человечья кровушка.           Лицо Пряника совершенно почернело от напряжения, он бежал все медленнее, потом вовсе пошел шагом.           - Прянь, - задыхаясь, сказал догнавший их Еж, - давай я его понесу!           Пряник мотнул головой и снова побежал. Еж, чуть переведя дух, обернулся. В сердце закралась слабая надежда.           - Может, они нас потеряли?           Словно дожидаясь его слов, сзади раздались треск и ругань. Орки прибавили ходу.           Скальник выплыл на них прямо из гущи леса, неожиданно заслонив свет своей серой бархатистой тушей, испещренной морщинами трещин.           Пряник свернул направо, ломая кусты колючего шиповника, торчавшего меж отдельных кусков скалы, разбросанных в беспорядке у подножия. Еж, ругнувшись, - за ним. Через сотню шагов начался сплошной завал огромных валунов, бежать стало невозможно. Пряник оглянулся и угрюмо констатировал:           - Хана.           Аккуратно положив Годри на землю, он вытащил меч. Еж огляделся. "Курумник. Вот ты где меня подсадил, старый знакомый. Ладно, мы еще попрыгаем..."           - Пряник, возьми топор.           - Ты что, сдурел от страха?           - Нет, не сдурел.           Еж поднял с земли раненного товарища, и, охнув под тяжестью, полез на ближайший валун. Сзади зарычал Пряник:           - Еж, прекрати, мы будем драться!           Тот уже прыгал по камням, широко отмахивая свободной рукой. "Главное не думать. Пусть тело само думает. Оно знает, оно умеет. Оно не подведет..."           Пряник несколько мгновений колебался, но, увидев, с какой скоростью двигается Еж, полез за ним. Особого опыта в такого рода упражнениях у него не было, зато были за плечами годы Тяпкиных тренировок. Он сначала осторожничал, а потом запрыгал почти так же ловко как Еж, мысленно вознося хвалу прозорливому инструктору за сотни выдуманных им изуверских упражнений.           Курумник плавно переходил в сплошную скалу, на счастье орков, достаточно пологую, чтобы можно было по ней бежать. Когда до ровного места оставалось всего чуть-чуть, в соседний валун ударилась длинная стрела, разлетевшись от удара в щепки. Следом - еще две, арбалетных.           - Еж, пригнись!           "Да что толку-то! Все равно, гады, с навесом стреляют, так и так в спину войдет..." Зазоры между камнями исчезли, и Еж побежал по твердой шершавой поверхности. Сзади мягко топали сапоги Пряника.           Бежать пришлось недолго - прямо перед ними скала круто уходила вверх. Еж затравленно оглянулся. "Вот теперь уже действительно хана..."           - Пещера! Давай быстро!           - Какая пещера, где? - Еж лихорадочно шарил глазами по сплошной скале перед ним.           - Башку подними!           Еж поднял голову. На высоте нескольких метров чернела узкая ниша. Пряник уже карабкался туда, цепляясь пальцами за узкие кривые трещины, подошвы сапог скребли камень, срываясь и осыпая мелкую крошку.           - Чуть левее!           Нога Пряника послушно дернулась влево, где проходил вертикальный желобок с торчавшими из него пучками травы. Этого оказалось достаточно, чтобы он смог достать пальцами острый край карниза.           - Принимай! - заорал Еж, изо всех сил поднимая Годри.           Тот все еще был без сознания. Однако, Ежу каким-то образом удалось поднять вялое тело настолько, что Пряник смог вцепиться в ворот кольчуги. Он с ревом потащил приятеля вверх, а Еж уже карабкался следом, выламывая с корнем ногти, обдирая лицо о холодный камень. Приник, уложив Годри, вернулся и дернул за руку замешкавшегося Ежа. В то место, где он только что находился, щелкнула стрела.           - Спасибо! - хрипло сказал Еж, не поднимая головы.           - Пожалуйста, - ответил Пряник и потащил Годри вглубь пещеры.           Разбойники собрались на каменном пятачке. Сквозь ругань и крики до орков доносились слова атамана, который хотел взять зубастых прямо сейчас, не дожидаясь темноты. Остальные были согласны, вот только лезть первому никому не хотелось. Один предлагал сбегать в лес, связать из жердей пару лестниц, другой - попытаться найти еще какой-нибудь путь в пещеру, третий - накидать наверх горящего хвороста, чтобы выкурить уродов, как лесных пчел из дупла. После долгих споров победила простая человеческая лень - решили ждать, пока нелюди ослабеют от жажды и сами выползут наружу.                     Глава 18.                     "Какое красивое нынче солнышко! Оно, впрочем, всегда красивое, но сегодня особенно..." - Еж лежал, распластавшись ничком на камне, и смотрел на кромку леса, за которую медленно садилось багряное светило. Узкие облака, нежно-бирюзового цвета, недвижно висели над самым горизонтом, словно отдыхая на щетинистом ковре сосновых вершин. "Может, стоит спуститься к этим недоноскам и принять бой сейчас, под этим волшебным закатным небом..." Он чуть пошевелился, измученное тело немедленно ответило противной, ноющей болью. Ноги все еще дрожали от недавнего напряжения, ботинки казались неимоверно тяжелыми, словно вросли в скалу, на которой он лежал. "В какой-то человечьей байке одна девушка искала своего возлюбленного, одев перед походом железные башмаки. Может, на самом деле, башмаки-то были простые, вот только шла она так долго, что они начали казаться ей железными..."           Пещера, в которой очутились орки, была вовсе не пещерой, а просто широкой трещиной, уходившей вглубь на тридцать-сорок шагов. В конце ее, стены и потолок сходились вместе в один острый угол.           - Ну, что они там? - подал голос Пряник.           - Решают, что с нами делать. Уходить не собираются. - Еж перевернулся на бок и спросил:           - Ты Шмеля успел разглядеть?           - Да. Он умер.           "Умер... - подумал Еж, - вот так просто. Умер..."           - Как глупо вышло. Ни за что ни про что погиб орк. - сказал он вслух.           - Если тебе так хочется, можешь считать, что он нам с тобой жизнь спас. Он ведь на себя все стрелы собрал. Иначе утыкали бы нас четверых, всех вместе.           - Буду считать именно так... Мы ведь еще и телегу на дороге оставили.           Пряник досадливо поморщился:           - Хрен с ней. Все равно убили бы нас там.           - А так что, не убьют?           - Убьют, наверное. Жаль, что арбалеты в лесу остались. Был бы шанс.           - Может, не надо было бежать?           - Слушай, Ежатина, у тебя, я смотрю, геройство в где-то заиграло? - оскалился Пряник. - Если бы Годри не достали, - отбились бы. А ты, вообще, самым последним прибежал. И топором своим махал, как урод полный. Теперь еще и разговоры развел...           Еж, несмотря на страшную усталость, нашел в себе силы разозлиться.           - А ты как хотел? - засипел он сорванной глоткой, - чтобы я после одного года занятий мастером стал?           Из дальнего угла донесся слабый голос:           - Ребята, перестаньте...           Оба вскочили и подбежали к Годри. Бледный и окровавленный, он приподнялся на руках, опершись спиной о камень. Руки его потянулись к лицу, но сразу же дернулись назад.           - Ребята, что у меня с глазом? - прошептал он.           Еж отодвинулся в сторону, и последний луч заходящего солнца упал на изуродованную голову. Вся правая половина была покрыта коркой засохшей крови.           - Нету у тебя глаза, Годри, - хрипло ответил Еж и отвернулся.           Руки раненного орка бесцельно зашарили по камню. Потом он закашлялся, снял заляпанный кровью шлем и попросил водички. Еж поднес к запекшемуся рту свою флягу.           - Где мы?           Пока Пряник объяснял ситуацию, Еж сползал к краю, чтобы узнать, что творится внизу.           Люди уже успели развести костер. Прозрачный дымок поднимался столбиком в вечернее небо, запахло съестным. Смех и ругань, доносившиеся с площадки, страшно раздражали Ежа. Хотелось спрыгнуть и рубить, рубить наотмашь поганые бородатые хари, чтобы никогда уже никто из них не посмел смеяться, не смог ругаться, а главное - жрать... При мысли о еде, орку стало совсем плохо. Забывшись на мгновение, он сунулся вперед и тут же висок обожгла резкая боль.           - Ах ты, зараза медвежья!           Внизу зашумели, Пряник мгновенно очутился рядом и затащил Ежа вглубь.           - Ну ты придурок! Ждать устал?           Еж изо всех сил зажимал ладонью длинную царапину над ухом. Стрела ударила снизу, чуть сдвинув шлем набекрень, рассекла тонкий ремешок и оставила алую полоску на серой, шелушащейся коже. По счастью, рана оказалась неглубокой, кровь быстро унялась, но голова, то ли от давешнего удара дубиной, то ли от этой стрелы стала неприятно кружиться. Ноги совсем не держали, пришлось сесть у стены, рядом с Годри. Пряник помрачнел еще сильнее, хотя казалось, это уже невозможно.           Настала ночь, и уже никто ничего не видел, лишь за краем ниши играли отблески костра, да звезды ободряюще подмаргивали трем загнанным в угол оркам со своей недосягаемой высоты.           Много ли времени они так просидели, или прошло несколько минут, Еж не знал. Потом Пряник завозился в темноте и спросил:           - У кого-нибудь огниво с собой есть?           Годри достал из сапога кожаный мешочек. Пряник на ощупь нашел его, почиркал кремнем, разбрасывая вокруг себя ослепительно белые искры.           - Ты чего делаешь?           - Трубочка у меня с последней набивкой осталась. Канжа Шмелева. Надо хоть покурить перед смертью, вспомнить друга добрым словом, - он затянулся. - Славный был орк, хоть и оторва редкостная.           Запахло травой. "Эх, тоже, что ли, попробовать? Все равно помирать", - Еж забрал у Пряника трубку и несколько раз глубоко втянул в себя дым. Закашлялся.           "Ничего не происходит. Надувательство какое-то", - он затянулся еще несколько раз. Ничего.           - Ладно, орки, я так думаю, что на рассвете нужно спускаться. Все лучше, чем от жажды помереть. Может хоть успеем парочку бородатых в расход отправить.           Пряник неопределенно хмыкнул, Годри промолчал.           - Не знаю почему, но мне совсем не страшно умирать, - продолжал задумчиво сипеть Еж. - Я прожил хорошую жизнь. У меня все было - и любовь, и ненависть, и страх и радость. Что еще может пожелать себе настоящий орк? Я был слаб, но не стал рабом. Был силен - не стал хозяином...           - Ежатина, тебе по-моему хватит, - недовольно заворчал Пряник, - передавай Годри.           Еж отдал трубку. Ноги совсем перестали болеть, лишь чуть покалывало ступни ледяными иголочками. Из груди непроизвольно вырвался тоскливый вздох.           - Одного жаль - в Гундабад я не дошел. А так хотелось!           - Ты шел в Гундабад? - в слабом голосе Годри послышалось удивление.           - Да, - оживился Еж, - а ты знаешь, где он?           Из темноты раздался смешок, тут же сменившийся стоном.           - Больно... Еж, ты знаешь, откуда взялось мое имя? Нет. Меня назвали в честь деда моего прадеда. Его звали Годра. Годра Великий, слышал про такого?           "Годра... Годри... ах ты, это же... - Ежиково сердце запрыгало от волнения. - Не может быть... Так не бывает..."           - Я слышал про Годру Бледного... - осторожно сказал он, не в силах поверить.           - Это его так горные называли. Для нас он был Великим. Для людей - Кровавым. Так вот, слушай меня, орк. Я родился и вырос в Гундабаде. Когда мне было пятнадцать лет, ушел на запад. В поисках приключений, достойных правнука великого Годры, - он тихо засмеялся, - и поверь мне, я их нашел предостаточно...           - Ну и что, теперь доволен? - сарказм в голосе Пряника испортил всю торжественность момента. - Вам, ребята, нельзя траву курить. Давай сюда трубку.           Еж, не обращая на него внимания, дрожащим голосом спросил:           - Годри, а где он находится, Гундабад?           - Если идти прямо отсюда, на восток, недели три пути. Но здесь прямо не пройдешь. Горы. Кроме того, что нет ни одного подходящего перевала, там еще и гоблины живут... Я обходил с юга. На юге есть долина, можно перебраться. Отсюда - примерно две недели пути к морю, свернешь на восток, минуешь скалы, потом обратно на север. И снова на восток...           "Он говорит так, будто дорогу к постоялому двору объясняет... - мысли в голове путались, Еж все еще не мог поверить своим ушам, - Годра... Годри..."           - Ладно, дружище, - сказал он, прерывая раздумья. - Вот выберемся отсюда, ты подлечишься, вместе с тобой туда и пойдем. Ты ведь, наверное, соскучился по дому?           Годри ничего не ответил, лишь тяжело дышал, ворочаясь на твердом каменном поду. Ему было очень больно.           Немного погодя к прочим неприятностям еще добавился холод. Нужно было срочно развести костер, вот только жечь было нечего. Еж смотрел прямо перед собой широко открытыми глазами, стараясь поскорее привыкнуть к темноте. Но единственное, чего он добился, - в черноте замельтешили красные искорки. Тогда он зажмурился и попытался лечь поудобнее. На полу же, как назло, все время попадались какие-то выступы, неровности, бугорки, от которых давило ребра даже через толстую куртку и кольчугу. Устав вертеться, Еж снова оперся спиной о стену. Темнота вокруг стала чуть светлее, видимо, глаза все-таки приспособились. Только в дальнем углу оставалось иссиня-черное пятно.           "А может, там все же проход есть? - вяло подумал он, - надо проверить, мало ли..." Вытянутая рука действительно прошла сквозь камень. Еж ужасно удивился и шагнул вперед. "Туннель какой-то... неужели гоблинский?" Он осторожно начал продвигаться вглубь, маленькими шажками, не отрывая руки от стены.           Вскоре проход расширился, стало чуть светлее, и прямо перед ним блеснула зеркальная поверхность воды. "Озеро, братцы! - возликовал Еж. - Теперь от жажды не помрем!" Вода оказалась страшно холодной, но вполне приличной на вкус. Вдоволь напившись, он огляделся.           Невдалеке, посредине озера, виднелся небольшой островок. И с этого островка, прямо к замершему от неожиданности Ежу скользила маленькая неуклюжая лодочка. "Что за бред? И впрямь гоблины! Странно... Это что... ух ты, зараза медвежья!" Существо, которое выбралось из лодки, совсем не походило на гоблина. Оно было таким же сутулым, но на этом сходство ограничивалось. Длинные тощие ручонки свисали до самого пола, огромные немигающие глаза, прорезанные широким кошачьим зрачком, светились сами по себе. "Вот это диво, никогда такой образины не видел..."           - Привет, - как можно дружелюбнее сказал Еж, прочистив саднящее горло, - меня зовут Еж.           - Он с-с-сказал нам "привет", - таким же сорванным голосом зашипела зверюшка, - почему он с-с-с нами с-с-сдоровается?           "Да, видимо, этот страдалец давно ни с кем не общался, прямо как я в лесу - сам с собой говорит..."           - Слушай, друг, как отсюда наружу выбраться?           - Он хочет выбратс-с-ся... - прошипел незнакомец, подползая ближе.           Еж выжидательно поднял брови. Глазастый остановился от него в двух шагах. Вблизи он выглядел весьма пакостно. Увидев, что пещерное диво напряглось, как кошка перед прыжком, Еж чуть пошевелил плечами и размял пальцы. "Только бы не убить его с первого удара, а то дорогу сам не найду..." Существо некоторое время переминалось с ноги на ногу, потом прыгать передумало.           - Ладно, пус-с-сть мы будем загадывать загадки. Ес-с-сли он отгадает - покажем ему дорогу, ес-с-сли нет - пус-с-сть пеняет на с-с-бя...           "Вот до чего доводит длительное сидение под землей, - подумал Еж с неожиданной грустью, - совсем свихнулся бедняга..." А тот уже начал:           Шмыг-пошмыг, забился в норку           И сухую гложет корку.           Еж почесал челюсть и сказал, первое, что пришло на ум при словах "шмыг-пошмыг":           - Ардарон Варосович.           Зверушка, замерев, оторопело уставилась на него.           - Это крыс-с-са... - выдавила она немного погодя.           - Действительно, крыса! - обрадовано воскликнул Еж. - А ты что, тоже с ним знаком?           В желтых глазах отразилась такая злоба, что Еж поспешно замотал головой.           - Погоди! Теперь моя очередь загадывать. Вдруг ты тоже не отгадаешь?           Он лихорадочно пытался вспомнить хоть что-нибудь, подходящее случаю, но в голове вертелось лишь неприличное: "У кого рот закрывается - попа открывается и наоборот?" В общем-то, вариант был беспроигрышный, поскольку ответа имелось два: первый - "клещ", второй - "начальник городской стражи, потому, что кожи на всю тушу не хватает". Но как-то оно не того... Еж машинально засунул руку в карман. Там лежало тонкое прохладное колечко. "Это еще откуда? Нами что ль тайком положила?"           - Что у меня в кармане? - произнес он вслух.           Глаза тревожно замигали.           - Так нечес-с-сно! Это вопрос, не загадка, вопрос-с-с!           "Филолог, тоже мне, нашелся!" - раздраженно подумал Еж и громко повторил:           - Что у меня в кармане?           - Откуда я знаю, что в твоем долбаном кармане! - сказало вдруг существо голосом Пряника. - Могу предположить, что твой собственный хер.           Еж очнулся. Небо над краем каменного карниза начинало понемногу перекрашиваться в серый. Вокруг стоял ужасный холод, изо рта вместе с дыханием выходил пар. Прямо напротив, привалившись спиной к стене, сидел спящий Годри.           "Надо же, как меня расплющило..." - большие кошачьи зрачки все еще маячили где-то вдалеке. Мало помалу Еж приходил в себя. Вместе с ледяным утренним воздухом вернулось ощущение безнадежности. Снизу доносились омерзительные человечьи голоса, резавшие слух почище посвиста пещерного чудика. "Вот и все, пришло время последнего боя..." Вчерашний жар драки и погони исчез, умирать теперь совершенно не хотелось. Вдруг Пряник насторожился.           - Слышишь?           Гвалт в людском лагере стал громче, послышались надсадные вопли атамана.           - Либо они на штурм собрались, либо...           Оба орка, прихватив оружие, поползли на коленях к выходу. Совсем рядом кто-то заорал, звякнула сталь. В звенящем морозном воздухе разнесся зычный крик: "Всех ложи, всех!"           Еж посмотрел на Пряника широко раскрытыми глазами:           - Гоблины...                     Глава 19.                     Нужно было срочно что-то решать. Самый лучший вариант - пока горные разбираются с бандитами, тихонько смыться под шумок. Но, во-первых, раненный Годри, который еле-еле мог стоять на ногах, во-вторых, драка шла совсем рядом, так что уйти незамеченными никак не получалось. Еж выглянул наружу. Прямо под входом пещеру лежали двое бородатых, еще один покоился чуть подальше, упав лицом прямо в дымящееся костровище. Из всех троих торчали короткие черные стрелы. По камням, у противоположного края курумника неуклюже скакали гоблины, догоняя оставшихся. Вот один разбойник неловко оступился, и через мгновение его уже рубили блестящими топорами на длинных рукоятях. Подполз Пряник.           - Как думаешь, уйти успеем? - спросил Еж.           - Если горбатые не знают, что мы здесь, может, и успеем.           - Давай тогда быстро!           Орки бросились к своему спящему товарищу.           - Годри вставай. Ну! Идти можешь?           Он чуть приоткрыл уцелевший глаз, и что-то тихо простонал, наверное, бредил. Пряник поднял с каменного пола тяжелое, закованное в кольчугу тело, но, не удержавшись, упал сам.           - Ты его сможешь нести? - Ежа всего трясло, то ли от волнения, то ли от голода и усталости.           "Прянику, видать, не лучше. Мы ведь сейчас даже драться не сможем..." Словно прочитав его мысли, тот обернулся. Еще вчера никто не смог бы сказать, что у этого здоровенного орчищи, несокрушимого, могучего Пряника, может быть такое лицо. Растерянное. Беспомощное.           Еж опустился на колени. "Неужели оставить придется... нет, нельзя. Но как хочется жить! Почему мы не стали драться с ними ночью, я ведь тогда совсем не боялся. Совсем..."           Со стороны входа послышался шорох, орки обернулись и тут же бросились на пол. Спереди и сзади одновременно щелкнуло. На краю стоял гоблин с самострелом в руке, над выступом поднималась голова другого.           Зарычал, бросаясь вперед, Пряник. Лезвие сверкнуло в лучах встающего солнца, горный отшатнулся, и орк перелетел через край. Еж едва успел поднять топор, как тут же растерянно опустил его. Узкий черненный наконечник арбалетной стрелы смотрел ему прямо в лицо, а в пещеру уже поднимались новые гоблины, один за другим. Тот, который стрелял первым, скосил глаза вниз. Судя по отвратительной ухмылке, то, что увидел он на нижней площадке, вполне его удовлетворило. Еж стоял прямо перед ними, держа топор в опущенной руке.           Наверное, в такой момент полагалось о чем-то думать, но мысли не появлялись, голова казалась пустой и легкой. Осталось лишь смутное желание, чтобы поскорее все закончилось. Потому, что стоять вот так, на холодном утреннем ветерке, перед пятью парами наглых, самоуверенных глаз, было совершенно невыносимо. Гоблины не торопились. Еж в каком-то болезненном оцепенении смотрел на их лица. Неожиданно в памяти всплыло еще одно лицо, почти забытое, смазанное временем, оно смотрело на него чуть исподлобья, откуда-то сверху, из свинцового рассветного неба. Серые, лукавые глазки чуть улыбались каким-то своим, неведомым никому мыслям. "Ласонька... вот кого я вспомнил перед смертью... надо же... не друзей, не Ладу, не Нами, а ее... потому, что любил всю жизнь... Погоди!" Еж остановил взгляд на одной из серых фигур. Сердце поднялось куда-то вверх, в голову, и гулко застучало в ушах. Еще не осознавая, что делает, Еж медленно положил топор себе под ноги и сказал:           - Ну, как там ваши, все еще у Стражника собираются?           Гоблинская морда вытянулась от удивления. Еж судорожно вздохнул. "Точно, это он! Тот, который..."           - Ты меня из котелка угощал, помнишь? И девку мою лапал... ну? Еж я, неужели забыл?           - Еж? - недоверчиво переспросил гоблин, - это... Колгинский орченок?           Одного лишь слова достаточно, чтобы пустая надежда пустила в сердце свои убийственные корни...           "Жить, жить, жить!" - застучало у Ежа в голове. Еще никогда ему так не хотелось жить. Неважно как. Наплевать зачем. Жить! Дышать. Ходить по лесу. Смотреть на облака...           Гоблины в полголоса перекинулись парой слов и опустили оружие. Когда страх немного отступил, Ежа захлестнул невыносимый стыд. Мелькнула шальная мысль схватить топор, бросится, порубить горбатых в капусту, но сил на это не уже не было. Уже вообще ничего не было, кроме стыда и ощущения ледяного ветра на воспаленном лице. Он медленно отошел вглубь пещеры, чтобы вынести Годри наружу.           - Годри, поднимайся.           Годри подняться не мог, потому, что умер. Стрела, пролетевшая над успевшими пригнуться орками, наискось пробила ему голову, из виска в затылок. Вот и все... Пусто. Совсем. Ничего не осталось.           - Зачем же ты шлем снял? - тихо прохрипел Еж, - неужели так мешал он тебе?           Гоблины, стоящие у края площадки, спорили, стоит ли грабить орков или, все же, отпустить их восвояси. Потом появился главарь и, громогласно ругаясь, приказал заняться трупами разбойников. На Ежа он взглянул лишь мельком. Выслушав объяснения подчиненных, коротышка еще разок выругался могучим своим голосом, но орков велел не трогать.           Ежу было все равно. Замерзшими пальцами он кое-как обломал скользкий черенок и вытащил стрелу наружу. Потом, одев на обезображенную голову друга грязный тяжелый шлем, он молча потащил тело за ноги.           Когда, наконец, удалось спуститься на площадку, гоблины уже заканчивали свою работу. Трупы людей, раздетые до гола, были сложены кучей на том месте, где еще несколько часов назад горел разбойничий костер. Тот, который спас Ежу жизнь, перед уходом, попросил сжечь тела, если будет не лень, и побежал в лес, вслед за уходившими товарищами.           - Спасибо тебе, гоблин, - сказал Еж ему вслед, но тот не услышал. - Только непонятно за что...           Перед ним лежали тела двух его друзей - оба в полном доспехе, при оружии, оба с окровавленными головами. И оба мертвые.                     Когда умирает орк, его товарищи хоронят его тело в лесу. Чаще всего, где-нибудь в темном ельнике снимают верхний слой рыхлой лесной почвы, заросшей мхом, и накрывают им мертвое тело. Если умер мужчина, на его могиле полагается посадить хвойное дерево, если женщина - лиственное. Бывает так, что умирает сразу пара - муж и жена, в этом случае садят пихту. Одну на двоих. Говорят, что, если орк прожил честную, достойную жизнь, - саженец обязательно примется и вырастет. На могиле воина, погибшего в бою, должен расти кедр.           Гоблины забрали не только одежду разбойников, они также утащили и еду. Еж побродил среди разбросанного мусора, в надежде найти хоть что-нибудь съестное, но ничего не было. Пришлось браться за дело натощак. Перетаскивать тела в таком виде, как они есть, не представлялось возможным, поэтому Еж начал снимать с них доспехи. Когда Годрина кольчуга, шлем, наручи и поножи легли аккуратной кучкой в стороне, Еж принялся разоблачать Пряника. Тот оказался даже тяжелее, чем выглядел. "Как я его потащу через курумник? На каждом камне отдыхать придется. А потом и в могилу с ними лягу. Потому, что сил закапывать не будет... - он перевернул могучее тело лицом вверх, - вот он ты, дружище. Как же ты так? Эх, если бы мы с тобой поменялись местами, ты уж не стал бы думать. Убил бы всех до одного, как только арбалеты опустили..." Еж, расстегнув пряжку на подбородке Пряника, снял шлем. В сером шерстяном подшлемнике, голова Пряника казалась совсем круглой, будто у деревянной куклы.           Вдруг, лицо, залитое спекшейся кровью, перекосилось. Еж, от неожиданности отскочил в сторону, и отпущенная им голова стукнулась затылком о камень.           - Ай, етить тебя с заду, че ж так больно-то!           - Живой!           Пряник поднялся и сел, недоуменно оглядываясь. Еж встал рядом, разбитыми коленками на холодный камень. Ему казалось, что чудесно воскресший товарищ вот-вот снова упадет и больше уже не встанет.           - Еж, чего случилось-то?           - Ты, Прянь, упал.           Пряник провел рукой по лицу и уставился на кровь на ладони.           - Вижу, что упал. А откуда?           - Оттуда. - Еж ткнул пальцем в сторону пещеры. Пряник задрал голову.           - Неплохо... А зачем?           - Чего?           - Зачем я оттуда упал?           "Приехали, - подумал Еж, - Память отшибло".           - Ты на гоблина бросился, только не попал. Вот и рухнул сюда.           На Пряниковой морде, сквозь кровь и грязь проступило полное недоумение. Он посидел немного, собрался с силами и встал.           - Так. Ладно, допустим, упал. Тогда у меня два вопроса: где мой меч, и где эти долбанные гоблины?           "Вроде в себя приходит. А где, действительно, меч?" Меча не было.           - Ушли они, Пряник. И меч, судя по всему, себе взяли.           - Вот выродки горбатые! Ладно, думаю, не в последний раз видимся... - тут его взгляд упал на лежащего рядом Годри. - Он что, так в себя и не приходил?           Еж, не поднимая на него глаз, рассказал все, что случилось с момента появления горных. Пряник слушал молча, поглядывая то на Ежа, то на мертвого Годри, то на поленницу полуголых окровавленных трупов посреди площадки. Когда Еж закончил, он так же молча поднял мертвое тело друга и зашагал к лесу. Еж, собравши в охапку снятый доспех, побрел за ним.                     Глава 20.                     Шмель лежал там же, где орки видели его в последний раз, только теперь он был уже без оружия и доспехов, - все утащили люди.           Похоронили его и Годри вместе. Пока Пряник копал топором яму, Еж нашел два молоденьких кедра и выковырял их с корнем при помощи уцелевшего в Годрином сапоге ножа.           Потом стояли молча, глядя на тонкие, нежные деревца. Иголки на веточках казались не по размеру большими, из-за чего саженцы походили на двух малых детишек, напяливших отцовскую одежку.           - Полить нужно, - сказал Еж, - неизвестно, когда теперь дождь будет.           - Да и самим попить неплохо бы, - отозвался Пряник. - Если здесь разбойники обитали, значит, должна быть вода.           Еж вместо ответа с трудом сглотнул пересохшим горлом, и они пошли искать воду. Определить, с какой стороны приходили грабители, было совсем не сложно - когда по лесу идут полтора десятка вооруженных людей, след остается как после слоновьего стада. Что такое слоны, Еж точно не знал, полагая, что это просто южное название домашней скотины, вроде коров. Подавленные и усталые, орки шли по лесу, совершенно не задумываясь над такими насущными проблемами, как отсутствие в наличии емкости для воды, или, например, присутствие около источника кого-то постороннего. А, может, это и правильно? Бывает в жизни так, что думать просто вредно...           Еж недоуменно взглянул на пенек, явно срубленный совсем недавно, - дерево еще не успело потемнеть. Пряник, не останавливаясь, прошел дальше, на поляну. Шестеро или семеро человек, занятых своими делами, сначала даже не обратили на него внимания. Пряник вытащил из дерева чей-то оставленный топор и сходу расколол череп ближайшему разбойнику. Оставшиеся всполошились лишь мгновение спустя, услышав предсмертный крик следующей жертвы. Еж, повалив ногой опорные жерди ближайшего шалаша, рубил копошащихся под ветками людей. Спокойно, без всякой злости, словно дровосек, работающий на своей делянке.           Никакой драки не было, - лесные просто наказывали виновных. Последний выживший успел побежать в чащу, тогда Пряник, повернув топор обухом вперед, швырнул его с огромной силой в мелькающую за деревьями спину. Топор перевернулся кверху топорищем, лезвие ударило беглеца верхним своим краем под лопатку. Страшный удар заставил тело кувыркнуться над землей, как сухой осенний листик; человек покатился по траве и затих где-то в темных кустах боярышника. На этом казнь завершилась.                     Ручей оказался совсем рядом. Орки умылись, раздевшись догола. Пряник досадливо морщился и разглядывал в луже сломанный нос. Еж, обсыхая, бродил среди царившего вокруг бардака в поисках своих вещей. Все четыре рюкзака нашлись в одном месте, под широким навесом, который служил покойным бандитам столовой. Следов телеги и возницы он так и не обнаружил, зато запасы еды превзошли все ожидания.           - Пряник, давай быстро, пока гоблины не пришли.           - Я думаю, - Пряник покосился на сиявшее высоко в небе дневное светило, - они спят там все.           - Может, спят, а, может, не спят.           Друзья собрали свои вещи, выбрали жратву поприличнее и, наполнив в валявшуюся у ручья бадейку водой, пошли обратно, к могиле. Перед уходом Еж захватил топор одного из бандитов, - его собственный, после земляных и вивисекторных работ, вконец затупился. Пряник нашел клинок Шмеля и прицепил себе на пояс.           Полив студеной водицей надгробные деревца, орки подкрепились, выпили за упокой друзей целую фляжку отличного вина из трофейных запасов, посидели на дорожку.           - Надо же, как все обернулось. - пробормотал Еж. - Выходит так, что отомстили люди с гоблинами своему давнему врагу.           - Ты о чем это?           - Ну, Годри, он ведь потомком того самого Годры был, который их победил, триста лет назад... Теперь они на правнуке его отыгрались.           Пряник надолго задумался над этим странным совпадением. Еж тоже молчал. Яркое, летнее совсем уже солнышко, согрело продрогший за ночь лес. Из самых темных уголков роса все еще выходила к небу паром, а здесь, на открытом месте, было сухо и жарко. Пряник крякнул, поднялся и сказал:           - Ну что, пора. Приметы какие-нибудь запомнил? Я думаю, в конце лета вернемся сюда, деревца навестить. Заодно с гоблинами этими пообщаемся. Должок за ними, - он осклабился распухшими губами. - Очистим наши леса от скверны!           Еж положил руку ему на плечо, заглянул в глаза:           - Без меня, Прянь.           Пряник нахмурился, открыл рот, но Еж опередил:           - Я не пойду обратно. Я в Яциву пойду. На юг. А потом через горы в Гундабад.           Пряник сдвинул могучие челюсти, задумчиво поиграл желваками и кивнул:           - Ну, раз так решил, давай. Только смотри, на юге орков не любят.           - Знаю.           - Ладно, может, еще увидимся когда.           - Вполне может быть. Спасибо тебе, Пряник. Очень ты мне помог.           Пряник снова кивнул и, не оборачиваясь, пошел к дороге. Еж глядел ему вслед.           "Снова один в лесу... будто и не было этого сумасшедшего года... Наверное, я долго спал, и город мне приснился, - думал он, надевая рюкзак. - Вот зараза медвежья, они мне рамку сломали! Дойду до ближайшей речки, там срежу тальника, починю".           Конец второй части.

[Главная] [Оглавление романа] [Первая часть] [Вторая часть] [Третья часть ]

Главы 2-й части: [1] [2] [3] [4] [5] [6] [7] [8] [9] [10] [11] [12] [13] [14] [15] [16] [17] [18] [19] [20]